Михаил Зарубин - Сказочные истории

– Милая Чик-Чик, я сейчас скажу маме, и она перевяжет тебе ранки.

– Ну, о чем ты говоришь? Как же я буду прыгать, собирать грибы и ягоды.

– А ты поживи у нас. Я попрошу маму, – девочка побежала в дом с криком.

– Мама, мама, разреши Чик-Чик пожить у нас, у нее лапки поранены!

– Доченька, что ты кричишь, где твоя Чик-Чик?

Я никого не вижу, выдумщица ты моя.

– Да там же она! Правда, правда, мамочка, вон она сидит на лавочке.

– Хорошо, Соня, пусть живет в сарайчике, помоги ей построить гнездо.

– Спасибо, мамочка, вот здорово будет!

Соня побежала обо всём рассказать Чик-Чик, та выслушала ее, поблагодарила, но жить в сарайчике отказалась, сказала, что будет жить в родном гнезде, а вылечится травами.

– Как жаль, Чик-Чик, но пусть будет всё по-твоему, – согласилась Соня.

С белочкой она виделась еще раз, а потом пришла пора уезжать в город, и они распрощались до следующего года.

Когда Соня садилась в машину, Чик-Чик, сидя на ветке сосны, махала ей лапкой, и Соня, увидев это, тоже помахала рукой.

В городе была радостная встреча с бабушкой и дедушкой. А мама пожаловалась бабушке (своей маме), что Соня летом сочинила сказку про белочку, с которой разговаривала.

– А ты не помнишь, как у тебя был в детстве дружок, зайчик, с которым ты тоже разговаривала? – спросила бабушка, лукаво улыбаясь.

– Не помню, – сказала мама, а потом задумалась и призналась: – Было что-то такое… Но, кажется, зайчик был плюшевым? Не помню…

– То-то и оно, – сказала бабушка. – Дети вырастают и все забывают. И язык, на котором говорят только дети и зверята, перестают понимать, а ведь когда-то понимали… Ну, а о Соне не волнуйся, Когда к ней перестанет приходить белочка Чик-Чик, и когда она перестанет с ней разговаривать на одном языке, значит, она взрослеет, значит, сказки от нее уходят…

Мама уехала на станцию встречать Мишу с Ирой. Миша – старший брат Сони, а Ира – его подружка. Соня осталась на даче с Пашей, средним братом. Мама долго наказывала Паше и Соне, как себя вести, Паша со всем соглашался, но только мама за дверь, включил компьютер и забыл обо всех обещаниях. Соня немного посидела в комнате, потом вышла на крыльцо, уселась на стул и стала смотреть на сад, на яблони и кусты смородины и малины, и на крутой берег реки, поросший сочно зеленеющей травой.

Вся эта мирная картина освещалась заходящим солнцем. Небо, ближе к горизонту, уже окрасилось в розовый цвет, потом пролегла голубая полоса, постепенно переходящая в синее, а там, далеко-далеко, уже видна была полупрозрачная скобка луны. День медленно подходил к концу, и вечер торопился занять его место. Вокруг стояла тишина, лишь иногда со щебетом пролетали птички, словно договариваясь о чем-то. Воздух стал прохладнее, от речки дул ветерок, слегка теребя волосы, касался лица и открытых рук и плеч.

Соня подошла к реке и устроилась на качелях. Раньше она качалась только с мамой, одна – боялась. Паша развеял ее страхи, усадил однажды в качели и сильно-пресильно раскачал. Она пищала-верещала, но вскоре страх прошел, и ей стало нравиться взлетать высоко к небу, парить над рекой. Порой казалось, что она достает небо руками и птицы, размахивая крыльями, вот-вот подхватят ее и унесут с собой. Сердце замирало в груди, радость наполняла сердце. Однако мама, вместо того, чтобы порадоваться за Соню, страшно испугалась и просила, чтобы она, если уж и качается без присмотра, то делала это не сильно, а тихонечко.

Сейчас мамы не было рядом, и Соня, конечно же, раскачалась посильнее, но потом стала качаться тише, еще тише, а затем лишь чуть-чуть покачивалась над зеленой травой в тиши теплого вечера. Неожиданно солнечный свет пропал, и спустя несколько секунд кругом воцарилась темнота. Куда-то исчезли речной шум, запахи цветов, голоса птиц. На небе не было видно ни звезд, ни луны. Соня закрыла глаза, и тут сильный порыв ветра подхватил качели, и она полетела высоко над тихой речкой, над лесом, и опустилась, к своему удивлению, на маленький островок, что находился посредине реки, недалеко от их дома, возле двух огромных валунов, заросших камышом. Плавая с папой и Пашей на лодке, она часто видела возле этих камней двух чаек. Папа даже дал им имена: Кузя и Матвеевна. Чайки не подпускали к себе близко, стоило повернуть к ним лодку, они громко начинали кричать, летали над головами, словно собирались заклевать незваных гостей. И вот Соня оказалась на этом островке: сидит себе на качелях, которые покачивает ветерок, ноги чуть-чуть не достают до воды. И снова теплый, только-только нарождающийся вечер. И чайка на гнезде.

– Здравствуй, Кузя, – сказала Соня. – Я сразу тебя узнала.

– Здравствуй, Соня. И я тебя узнал.

– Как здорово, что ты узнал меня!

– Разве тебя можно с кем-то перепутать? Ты у нас одна такая.

– Как хорошо, что ты так думаешь. А где Матвеевна?

– Матвеевна улетела поужинать. Она прилетит – я полечу. Так мы по очереди караулим свое гнездо.

– Кузя, а Паша говорит, что чайки – это морские птицы, а вы с Матвеевной почему не летите к морю? Ленитесь?

– Эх, Паша-Паша, слышал звон, да не знал, где он.

– Какой звон?

– Так говорят, когда рассуждают о том, что плохо представляют. Чайки бывают не только морские, но и речные, и озерные. Есть среди чаек и океанические птицы, но большинство держится на берегу. Так что чайки – прибрежные птицы, рядом с водой живут. Здесь и гнезда строят. Некоторые даже на болотах.

– На болотах?

– А что здесь удивительного? Вот кулики, например, всегда на болотах живут. А это ближайшие наши родственники.

– Кулики? Кто же это такие?

– Кулики – это птицы, я же говорю, наши родственники. Сами маленькие, побольше воробья и поменьше голубя. Ноги у них длинные, чтобы по мелководью бродить, а клюв длинный, чтобы в иле корм искать. И летают они хорошо, и на большие расстояния. И живут везде. Где угодно их можно встретить, кроме Антарктиды, разумеется. Да вот они, видишь, парочка по берегу бегает.

– Где, Кузя?

– Посмотри прямо, видишь?

– Да, какие они маленькие! – закричала Соня, когда вгляделась и увидела шустрых птичек. – Неужели и вправду ваши родственники? Как интересно. А ты слышал, что предок человека – обезьяна?