Редьярд Киплинг - Книга джунглей

— Да ведь её же нет здесь, — сказали в один голос верблюд и волы. — Почему ты такая глупая?

— Это противное вещество, — сказал Билли. — У меня нет желания броситься бежать, но я не хочу разговаривать о крови.

— Вот, вот. На этом вам следует остановиться, — сказал Двухвостка, в виде пояснения помахивая хвостом.

— Конечно. Мы и так простояли здесь всю ночь, — согласились с ним волы.

Двухвостка нетерпеливо стукнул о землю своей ногой, и железное кольцо на ней зазвенело.

— Ах, о чем с вами говорить. Вы ничего не видите мозгом.

— Нет, мы только видим нашими четырьмя глазами, — сказали волы, — но видим решительно все, что нам встречается.

— Если бы мне приходилось только смотреть и ничего больше, вас не заставляли бы возить крупные орудия. А если бы я походил на моего капитана (он видит мозгом многое до начала стрельбы и весь дрожит, но не убегает), так вот, если бы я походил на него, я мог бы стрелять из пушки. Однако, будь я вполне мудр, я не был бы здесь. Я по-прежнему оставался бы королём леса; половину дня спал бы и купался бы, когда мне вздумается. Теперь же я целый месяц не мог выкупаться как следует.

— Все это прекрасно, — сказал Билли, — и тебе дали странное имя, но ведь длинное название не помогает понимать непонятное.

— Тсс! — сказала полковая лошадь. — Мне кажется, я понимаю, что говорит Двухвостка.

— Через минуту ты поймёшь это ещё яснее, — сердито проговорил слон. — Ну-с, пожалуйста, объясни, почему тебе не нравится вот «это»?

И он с ожесточением затрубил во всю силу своего хобота

— Перестань, перестань! — в один голос сказал Билли, и я услышал, как они в темноте дрожали и топали ногами. Крик слона всегда неприятен, в тёмную же ночь особенно.

— Не перестану, — сказал Двухвостка. — Не угодно ли вам объяснить следующее: Ххррмф! Рррт! Рррмф! Рррхха!

Вдруг он замолчал; из мрака до меня донёсся лёгкий визг, и я понял, что Виксон наконец отыскала меня. Она отлично знала, как знал и я, что больше всего в мире слон боится маленькой лающей собачки.

Виксон тявкала, прыгая вокруг больших ног Двухвостки. Двухвостка беспокойно задвигался и, слегка крякнув, сказал:

— Уходи, собачка, не обнюхивай моих щиколоток, не то я ударю тебя. Добрая собачка! Ну, милая собаченька! Уходи домой, тявкающее маленькое животное. Ах, почему это никто не возьмёт её? Она сейчас меня укусит.

— Мне сдаётся, — сказал полковой лошади Билли, — что наш друг, Двухвостка, боится многого. Ну, если бы мне давали достаточно пищи за каждую собаку, которую я швырял через военную площадку, я был бы теперь почти так же жирен, как Двухвостка.

Я свистнул, Виксон подбежала ко мне и, грязная с головы до ног, стала лизать мне нос и принялась пространно объяснять, как она отыскивала меня в лагере. Я никогда не давал ей понять, что мне известен язык животных, ведь в противном случае она слишком распустилась бы. Итак, я только посадил её к себе на грудь и застегнул пальто. Двухвостка зашаркал ногами, потопал ими и проворчал про себя:

— Удивительно! До крайности удивительно! Это у нас бывает в семье. Куда же девалось злое, маленькое животное?

Я услышал, как он стал хоботом ощупывать землю вокруг себя.

— У каждого из нас, по-видимому, есть своя болезнь, — сказал он, продувая хобот. — Вот вы все, кажется, боитесь, когда я трублю.

— Не могу назвать своего чувства настоящим страхом, — возразила полковая лошадь. — Но в это время во мне рождается такое ощущение, точно там, где на моей спине должно лежать седло, копошатся оводы. Пожалуйста, довольно!

— Я боюсь маленькой собаки; верблюд пугается дурных ночных сновидений.

— Для всех нас хорошо, что нам не приходится сражаться одинаковым образом, — заметила полковая лошадь.

— Вот что я хочу узнать, — спросил очень долго молчавший молодой мул. — Я хочу знать, почему нам вообще приходится сражаться?

— Да потому, что нам приказывают идти в бой, — презрительно фыркнув, сказала полковая лошадь.

— Приказ, — подтвердил мул Билли и резко закрыл рот, щёлкнув зубами.

— Хукм-хей. Так приказано, — произнёс верблюд, и в его горле что-то булькнуло; Двухвостка и волы повторили: — Хукм-хей!

— Да, но кто же приказывает? — спросил мул-рекрут.

— Человек, который идёт перед тобой или сидит на твоей спине; или держит верёвку, продетую в твой нос, или крутит твой хвост, — поочерёдно сказали Билли, полковая лошадь, верблюд и волы.

— А кто даёт им приказания?

— Ну, ты хочешь знать слишком многое, юнец, — сказал Билли, — а за это не хвалят. Тебе нужно только повиноваться человеку, едущему перед тобой и не задавать вопросов.

— Правда, — сказал слон. — Я не всегда повинуюсь, но ведь я «между и посреди»; тем не менее Билли прав. Повинуйся человеку, который идёт подле тебя и даёт тебе приказания, потому что в противном случае, тебя не только побьют, но ты ещё и остановишь батарею.

Орудийные волы поднялись, чтобы уйти.

— Подходит утро, — сказали они. — Мы вернёмся к нашим рядам. Правда, что мы видим только глазами и не особенно умны; а все же сегодня ночью мы одни ничего не испугались. Покойной ночи, вы, храбрые существа.

Никто не ответил им, и, для перемены разговора, полковая лошадь сказала:

— Где же маленькая собака? Где есть собака, там недалеко и человек.

— Я здесь, — тявкнула Виксон, — под лафетом с моим человеком. — Ты, крупный, неловкий верблюд, опрокинул нашу палатку. Мой человек очень сердится.

— Фу! — сказали волы. — Он, вероятно, белый?

— Ну, конечно, — ответила Виксон. — Неужели вы предполагаете, что за мной смотрит чёрный погонщик волов?

— Ах! Уах! Ух! — сказали волы. — Уйдём поскорее.

Они двинулись прочь, увязая в грязи, каким-то образом умудрились зацепить своим ярмом за дышло фуры с припасами, где оно и застряло.

— Ну, готово, — спокойно сказал Билли. — Да не бейтесь вы! Теперь вы останетесь здесь до утра. Но в чем же дело?

Раздалось продолжительное свистящее фырканье, свойственное рогатому скоту Индии; волы бились, теснились друг к другу, топали ногами, скользили, вязли в грязи и чуть было не упали на землю, все время яростно кряхтя.

— Через минуту вы сломаете себе шеи, — сказала им полковая лошадь. — Что в белых людях? Я живу поблизости от них…

— Они… едят… нас! Вперёд! — сказал ближайший вол. Ярмо с треском разломилось надвое, и громадные животные двинулись дальше.

До тех пор я не знал, почему индийский домашний скот так боится англичан. Мы едим бычье мясо, до которого не дотрагивается ни один индусский погонщик; итак, понятно, почему мы не нравимся туземному рогатому скоту.

— Пусть меня исколотят цепями от моего собственного вьючного седла! Кто бы подумал, что два такие огромные чудовища могут совсем обезуметь? — произнёс Билли.