Михаил Эльмот - Карлик и Роза

Он стоял над осколками разбитого стекла. Из разрезанной руки шла кровь. Он почти не чувствовал боли.

– Ты опять разбил зеркало! – слышался крик. Женский голос, визгливый, противный. Он ненавидел этот голос.

– Где ты, несносный карлик?!

Карлик. Он – карлик. Снова напомнили об этом, а так хотелось забыть. Он посмотрел на свои маленькие слабые руки, сжатые кулачки, кривые короткие ноги. Потом перевёл взгляд на зеркало в золотой раме. В зеркале зияла дыра, от которой расходились по стеклу трещины, и лица он не увидел, но знал, что его лицо уродливо. Он ненавидел своё лицо.

– Долго я буду звать, Ганс?! Тебя ждёт наказание! – надрывался голос. "Заткнись, Агнета, – подумал карлик, – я уже иду".

Он спустился по мраморной лестнице с золотыми перилами, прошёл вдоль стены с висевшими на ней дорогими картинами, мимо дубовой мебели, обитых атласом кресел, бархатных штор, мраморной скульптуры, изображавшей яростного льва в момент прыжка. Наглая кричащая роскошь. Он ненавидел всё это. Он ненавидел весь этот замок.

Спустившись, карлик оказался на кухне – в царстве огня, кастрюль, сковородок, в чаду всевозможных варев. Здесь правит Агнета. Вот и она сама: пожилая ведьма с перекошенным от злости лицом стоит посреди своих владений с хлыстом в руках. Карлик покорно снял рубашку и повернулся спиной к Агнете…

…Хлыст змеёй извивался в руках ведьмы, оставляя на его голой спине кровавые полосы-укусы. Он вздрагивал от ударов. "Хоть бы раз забила до смерти, – думал карлик, – одного раза вполне достаточно". Он хотел смерти уже давно, вечность, но всякий раз, когда он собирался убить себя, ему не хватало духу. Ему не хватало духу ни на что, кроме как быть безропотным рабом, и за это Ганс презирал себя. "Бей сильней, Агнета, – думал карлик, – я хочу этой боли". Агнета старалась. Наконец, она устала, отпустила Ганса, и он смог, шатаясь, уйти.

Он не помнил, как всё началось, он не помнил, кем был, он помнил только тёмную вечность замка – вечность без начала и конца, и себя в этой вечности – карлика, уродца; и ещё тоску и боль.

Тоска въедалась в душу, и Ганс бродил по бесконечным комнатам, коридорам и лестницам замка, стараясь не заглядывать в зеркала, но иногда всё равно останавливался перед одним из них. Он долго смотрел на отражение, а потом терял контроль над собой и отчаянно бил зеркало (не зеркало – отражение), и тоску сменяла боль, а боль сменяла тоска, и крутилось тёмное колесо, и никогда не останавливалось. Карлик думал, что колесо это никогда не прекратит свой бег, от этого тоска становилась всё больше и нестерпимее.

А ещё карлик помнил страх. Страх приходил в виде высокого человека в черном, со злым лицом, некрасивым, но притягивающим. Он обладал тёмной силой, и цветы вяли, когда оказывались рядом с ним, а люди при его появлении замолкали и улыбки сходили с их лиц. Барон Отто фон Шварцкопф – хозяин замка и хозяин карлика Ганса.

Барон приехал вечером того же дня. Обычно он появлялся в замке только накануне полнолуния, а потом уезжал вновь. Карлику хватало этих нескольких дней, чтобы увидеть ад.

Прямо перед замком возвышалась стена густого леса. Ганс ждал барона у ворот, вглядываясь в темноту. Хозяин выехал на своем любимце – черном как смоль коне с горящими глазами и жутким оскалом зубов. Карлик с трудом отвел коня в стойло, а того, кто был связан и перекинут через седло – в подвал.

Ганс прислуживал барону за ужином, стараясь не смотреть в глаза. Карлик ждал, когда хозяин начнет шутить. Это было обычное занятие барона за столом.

– Ну, как ты тут, Ганс, без меня? Скучал? – улыбаясь, спросил барон. Карлик молчал.

– Подай-ка мне, Ганс, вон ту саблю, – приказал Шварцкопф. Карлик посмотрел на саблю, висевшую на высоте двух его ростов.

– Мне не достать её, хозяин.

– Мой глупый Ганс, – сказал барон, – видишь тот сундук в углу? Возьми его и достань саблю. Карлик попытался поднять сундук.

– Он слишком тяжелый для меня, хозяин.

– Но ты же у меня сильный, Ганс, – язвительно улыбаясь, отвечал фон Шварцкопф. Ганс с трудом взвалил сундук на спину. Свежие раны отозвались криком боли. Шаг, другой, только бы не упасть. Еще шаг, еще и еще. Дошел. Поставив сундук и взобравшись на него, карлик с трудом достал саблю и подал ее барону.

– Молодец, Ганс, – похвалил его тот, – а теперь поставь сундук на место.

– Хорошо, хозяин, – покорно произнес карлик, снова взвалил сундук на спину и пошел. Как же далеко до этого проклятого угла! Как же долго туда идти!

Ноги карлика тряслись. На пределе сил он дошел и поставил свою ношу, тяжело и шумно

дыша. Барон вертел в руках саблю.

– Пожалуй, она мне больше не нужна. Повесь ее на место, Ганс.

– Хо… хорошо… хозяин, – отозвался карлик. Он обреченно поднял сундук, шагнул раз, другой и упал. Сундук придавил его.

Барон встал над карликом, довольный, словно кот, наевшийся сметаны.

– Ладно, отдохни, бедняга Ганс, – произнес он, – а когда отдохнешь, отнеси еду нашему гостю. Ты ведь не забыл, что завтра полнолуние, Ганс?

– Нет, хозяин, – с трудом ответил карлик, будучи не в силах даже пошевелиться.

– Вот и славно, – барон повесил саблю на стену и вернулся к еде.

Вскоре карлик выполз из-под сундука. Ему еще предстояло опять поставить сундук в угол и убрать со стола. Покончив с этим, он понес миску с едой в подвал. Там, в темноте, за решеткой сидел юноша. Карлик просунул ему миску между прутьев.

– Что со мной будет? – спросил пленник. Но карлик отвернулся и молча ушел.

– Что со мной будет? – повторил вопрос юноша, когда следующей ночью Ганс повел его, скованного цепями, через лес. Карлик молчал. "Об этом ты вскоре узнаешь, – думал карлик, – узнаешь и почувствуешь. Это называют страхом, страданием и смертью".

– Кто ты? – настойчиво спрашивал пленник. "Кто я? – думал Ганс, – я похож на тебя. Я раб, пленник, жертва. Но сейчас жертва – ты, а я – твой палач. Ты увидишь ад, а я отведу тебя туда.

Медленно брели они в темноте. Луна поднималась над верхушками деревьев. Мертвую тишину изредка нарушали только одинокий волчий вой или хлопанье крыльев нетопыря, пролетавшего неподалеку. Наконец они остановились на небольшой поляне.

– Где мы? – спросил юноша, уже не надеясь на ответ. "Алтарь Дракона и ворота в ад – так мы называем это место", – думал карлик, но не говорил ни слова.

Посреди поляны стоял широкий деревянный помост в полтора человеческих роста. Ганс сколачивал его из досок перед каждым полнолунием. По углам помоста он вбивал четыре железных штыря с огромными цепями, на концах которых были такие же штыри. Сейчас цепи свободно свисали, и Ганс должен был приковать ими руки и ноги жертвы.

Карлик прижал пленника к доскам, взял лежавший рядом молот и принялся за работу. Раз! Два! – раздались гулкие удары – карлик забивал штыри. Три! Четыре! Прижатые цепями, руки юноши безвольно повисли. Он посмотрел на Ганса тяжелым, мутным взглядом, полным такой знакомой карлику тоски и боли.