Кейт ДиКамилло - Удивительное путешествие кролика Эдварда

А утром пришёл какой-то человек, этакий коротышка, и полез на мусорную кучу. На самом верху он остановился, засунул руки под мышки, захлопал локтями, словно крыльями, и принялся вопить:

– Кто я? Я Эрнст, Эрнст – король мира. Почему я король мира? Потому что я король свалок. А мир состоит из свалок. Ха-ха! Поэтому я и есть Эрнст – король мира.

И он снова громко, по-птичьи, вскрикнул.

Эдвард был склонен согласиться с оценкой, которую дал миру Эрнст. Похоже, мир и в самом деле состоит из отбросов и мусора – ведь в течение всего следующего дня ему на голову валился всё новый и новый мусор. Так Эдвард и остался лежать, заживо погребённый под бумажками и объедками. Неба он больше не видел. И звёзд тоже. Он вообще ничего не видел.

Единственное, что придавало Эдварду силы и даже надежду, была мысль о том, как он когда-нибудь найдёт Лолли и хорошенько ей отомстит. Он оттаскает её за уши. И похоронит заживо под грудой мусора.

Но, когда прошло сорок дней и сорок ночей, вес и особенно запах мусора, который нарос за это время со всех сторон, совсем затуманил мысли Эдварда, и он перестал думать о мести. Он вообще перестал думать и предался отчаянию. Его нынешнее положение было хуже, гораздо хуже, чем когда-то на дне океана. Хуже не из-за мусора, а потому, что Эдвард был теперь совсем другим кроликом. Он не взялся бы объяснить, чем он так сильно отличается от того, прежнего Эдварда, но знал, что сильно переменился. Ему снова вспомнилась сказка старухи Пелегрины про принцессу, которая никого не любила. Ведьма превратила ее в бородавочника именно потому, что принцесса никого не любила. Теперь-то он это хорошо понял.

И снова в ушах у него звучал голос Пелегрины. «Ты меня разочаровал», – говорила она.

«Ну почему? – спрашивал он её сейчас. – Чем я тебя разочаровал?»

Впрочем, он знал ответ. Он недостаточно крепко любил Абилин. А теперь жизнь их вовсе разлучила, и он уже никогда не сможет доказать Абилин свою любовь. И Нелли с Лоренсом тоже остались в прошлом. Эдвард очень по ним тосковал. Он хотел быть с ними.

Наверное, это и есть любовь.

День шёл за днём, и Эдвард мог отсчитывать время только благодаря Эрнсту, который каждое утро, на рассвете, забирался на кучу мусора и провозглашал себя королём мира.

На сто восьмидесятый день, проведённый на свалке, Эдварду пришло избавление, причём в самом неожиданном обличье. Мусор вокруг слегка зашевелился, и кролик услышал собачье сопение – сначала далеко, а потом совсем рядом. Он чувствовал, что собака роет и роет, и вот уже мусор заходил ходуном, и на лицо Эдварду упали ласковые лучи закатного солнца.

Эдвард недолго наслаждался дневным светом, потому что собака вдруг нависла прямо над ним: тёмная, облезлая, она закрыла собою всё. Собака вытащила Эдварда из мусора за уши, потом уронила, потом снова подобрала. На этот раз она схватила кролика поперёк живота и стала яростно мотать его из стороны в сторону. Потом, глухо заурчав, собака снова выронила Эдварда из пасти и посмотрела ему в глаза. Эдвард тоже взглянул на неё внимательно.

– Эй, псина, а ну-ка убирайся отсюда! – раздался голос короля свалок и, соответственно, всего мира.

Ухватив Эдварда за розовое платьице, собака пустилась наутёк.

– Это же моё, моё, всё на свалке моё! – закричал Эрнст. – А ну-ка отдай немедленно!

Но собака и не думала останавливаться.

Светило солнце, и кролику стало весело. Кто из знавших Эдварда в прежние времена мог предположить, что он будет счастлив именно сейчас – весь заляпанный мусором, да ещё в девчачьем платье, да ещё в пасти у слюнявой собаки, улепётывающей от безумного короля свалок?

Но Эдвард был счастлив.

Собака всё бежала и бежала – до самой железной дороги, потом перебралась через пути, и там под кряжистым деревом, среди кустов, бросила Эдварда к чьим-то огромным ногам в огромных ботинках.

И залаяла.

Эдвард взглянул вверх и увидел, что ноги принадлежат великану с длинной тёмной бородой.

– Что ты притащила, Люси? – спросил великан. Наклонившись, он крепко взял Эдварда за пояс и поднял с земли.

– Люси, – сказал великан, – я прекрасно знаю, что ты обожаешь пирог с крольчатиной.

Люси гавкнула.

– Ну, знаю, знаю, перестань лаять. Пирог с крольчатиной – это настоящее счастье, одно из немногих удовольствий в наше время.

Люси ещё раз гавкнула в надежде получить пирог.

– И то, что ты притащила сюда, то, что ты так любезно доставила к моим ногам, действительно кролик, но даже лучший шеф-повар в мире не сможет сделать из него пирог с крольчатиной.

Люси глухо заворчала.

– Эх, глупышка, этот кролик сделан из фарфора. – Великан поднёс Эдварда поближе к глазам. И они посмотрели друг на друга в упор. – Ну что? Ты же правда фарфоровый? – Он шутливо встряхнул Эдварда. – Ты ведь чья-то игрушка, верно? И тебя разлучили с ребёнком, который тебя крепко любит.

Эдвард снова почувствовал острую боль где-то в грудной клетке. И вспомнил об Абилин. Он вспомнил тропинку, которая вела к дому на Египетской улице. Вспомнил, как заходило солнце, сгущались сумерки и Абилин бежала к нему по этой тропинке.

Да, верно, Абилин очень его любила.

– Итак, Малоун, – сказал великан и откашлялся. – Как я разумею, ты потерялся. Мы с Люси тоже потерялись.

Услышав своё имя, Люси тявкнула.

– Ну так, может, ты не против скитаться по миру вместе с нами? – спросил великан. – Я, например, считаю, что намного приятнее потеряться не в одиночку, а с добрыми друзьями. Меня зовут Бык. А Люси, как ты, наверное, уже сообразил, – моя собака. Так ты не против бродяжить в нашей компании?

Бык мгновение подождал, глядя на Эдварда, а потом, всё ещё держа его за талию, большим пальцем наклонил ему голову – будто Эдвард кивнул в знак согласия.

– Гляди-ка, Люси, он говорит «да», – сказал Бык. – Малоун согласился путешествовать с нами. Правда, здорово?

Люси затанцевала у ног Быка, помахивая хвостом и радостно гавкая.

Так Эдвард отправился в путь-дорогу с бродягой и его собакой.

Они путешествовали пешком. А ещё – в пустых железнодорожных вагонах. Они всегда были в пути, всегда куда-то двигались.

– Но, в сущности, – говорил Бык, – мы всё равно никуда не попадём. В этом, друг мой, и заключается ирония нашего постоянного движения.

Эдвард путешествовал в свёрнутом в рулон спальном мешке Быка: оттуда торчали только его голова и уши. Бык всегда перекидывал мешок через плечо так, чтобы кролик смотрел не вниз и не вверх, а назад, на оставшуюся позади дорогу.