Татьяна Смирнова - Кольский

Тайна моих родителей уже поросла толстым слоем пыли, но всколыхнулась в памяти спустя пятьдесят лет.

– Мам, я еду на Кольский полуостров, – говорю в трубку бабушке-пенсионерке.

И вместо обычного напутствия, слышу грозное:

– Зачем туда? Зловещее место.

–Почему это зловещее?

– Там мы когда-то растерялись на маршруте… – Мама умолкла, не желая вспоминать прошлое.

– Ой, ну я еду с турфирмой, без палаток и рюкзаков, да и время-то теперь не то.

Мама сменила гнев на милость и перед вылетом пожелала мне счастливого пути.

Только вот моё подсознание стало воспроизводить картинки из раннего детства, совсем забытые, но драгоценные своей давностью…

Гриша и Вова, для нас, мелких дошколят, дяди, а еще мой отец, для моих сверстников – дядя Андрей. Были еще дядя Юра с Машей. Такая вот команда крепких мужчин, забиравших свои семьи с рюкзаками в походы, увозивших на необжитые пляжи черноморского побережья, сплавлявших в байдарках по рекам средней полосы, поднимавших в горы Кавказа…

А когда работа удерживала «дядей» в Москве, то они собирались у свечи с гитарой и пели туристические песни, словно у костра. Так и засыпала я обычно в детстве за спинами поющих про «Синие горы» и «скалолазок». Помню картину, написанную маслом и не висящую на стене, а спрятанную за шкаф.

– Мам, кто это рисовал?

– Это – дядя Гриша.

И вот теперь, спускаясь с трапа самолета, я узнаю тот самый пейзаж: заснеженные вершины гор, отражающиеся в синих озерах. Я на Кольском полуострове!

Что там мама говорила про «растерялись», бережу я память, усаживаясь в кресло такси: дорога от аэропорта Хибины до города Кировска около получаса. Пожелтевшие березы мелькают в окне, а между них проглядывают очертания гор – то есть, то словно и нет, и только желтое полотно березняка.

Неожиданно припоминаю дядю Вову.

– Эй, Танька, хочешь фокус?

– Давай.

– Смотри: крекс-фекс-пекс, и нет пальцев.

– Знаю я этот фокус, – говорю я с умным видом, подхожу к дяде Володе и осматриваю руку. И впрямь нету двух пальцев!

Действительно, чудесный фокус.

– А обратно? – Говорю я почти в полном восторге.

– Ну, обратно уже не выйдет, – отвечает неожиданно погрустневший дядя Вова. Пальцы, как мне позже рассказала мама, Володя отморозил на Кольском и был вынужден их ампутировать.

Этот самый Кольский, мы подъезжаем к гостинице города Кировска и размещаемся в уютных номерах. Долгий полярный день, наконец, подходит к концу, и зеленоватое зарево освещает вершины гор. Устав с дороги, я ложусь спать. А ведь то было не закатное небо, думаю сквозь сон. Через кучевые облака меня приветствовало Северное сияние!

В первый экскурсионный день мы поднялись на хребет Айкуайвенчорр (ущелье голубых озер). Наша небольшая группа, в которой даже 5-летний турист с родителями, внимательные сопровождающие, так что не о чем и беспокоиться. Тут издревле жили саамы (лапландцы), давшие названия всем окрестностям. Правда, сами они тут не селились, жили вдоль моря, а хибинские хребты считали гиблым местом. Они верили в существование каменных великанов, охраняющих свои горы. Одна из гор похожа на согнувшегося старика, сейда, а ему «хоть монетку, хоть конфетку» полагается дать и попросить хорошей погоды. На жертвоприношение сейду решился только 5—летний турист, полив у подножья горы чая. Лес сменяется тундрой, и вот мы поднялись к вершине, покрытой зарослями мха, кустами черники и ягеля. А оттуда открылся изумительный вид на голубые озера, к которым нам предстояло спуститься. Мы обходили огромные валуны, обросшие лишайником, и правда живые: наступи на него, и он начнет крутиться туда-сюда. Вспомнились тролли из мультфильма «Холодное сердце», полулюди-полукамни. Точно такие и тут, мохнатые валуны, притащенные сюда ледником. Вдоль склона расположилась целая армия мшистых троллей, сидят, молчат, и вдруг один как покатится вниз… Уютные камни, округлые, мягкие, совсем не страшные. На них, как на стульях, можно посидеть-отдохнуть. Я поймала себя на мысли, что попала в сказку, с мифическими существами и чудесами…

– Тот перевал называется «пик погибшего альпиниста», – рассказывает экскурсовод.

– Да, а когда он погиб? – Спрашиваю.

– Где-то в 90-х.

… Не то, думаю, мои родители были здесь значительно раньше. Когда еще не было в помине ни меня, ни моего старшего брата, когда они еще даже не стали парой, а были одной дружной студенческой командой, любившей ходить в походы. Там всё держалось на харизме моего отца, вдохновителя и организатора, но прошли года, и одна за другой отвалились от компании дядя Гриша (уехал жить на Алтай), дядя Володя (укатил в США), разбежались Саша и Маша, и сами мои родители обзавелись новыми супругами и продолжили жить под другими флагами. То вкусное очарование детства, где мама печет ватрушки на кухне и поёт колыбельную перед сном, – его не вернуть, как не вернуть и сами детство. И с удивлением смотрю на суетящуюся у прилавка старушку; «Ужель та самая Татьяна», спрашиваю себя словами поэта. Жизнь пролетела, как птица в небе, а душа отца уже давно упорхнула в небеса… И всё же, их общее начало, и моё с братом существование стали возможными именно тут, на Кольском.

Тогда, 50 лет назад, неожиданный снегопад застал московских студентов в горах. Кроме того, они растерялись: Гриша и несколько девушек (среди них моя мама) стали спускаться вниз по склону и набрели на сторожку, нашли заготовленные дрова, развели огонь и согрели чай из собранного за порогом снега. Но они составляли лишь часть группы. В пурге оставались Андрей и Вова с подругой. И не позвонить, не просигналить до конца снежной бури. Папа Андрей в моем детстве любил повторять фразу «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». В то время я еще не знала про Ильфа и Петрова, не смотрела «Двенадцать стульев» и принимала слова отца, как народную мудрость. Впрочем, в его случае это был проверенный жизнью постулат. В ту хибинскую пургу он затерялся один. Снег стеной спереди и сзади, никаких ориентиров, и самой тропы не видать. И тогда он просто закопался в снег, сделав, если не иглу, то по крайней мере убежище от снежной бури. Когда пурга закончилась, он откопал себя из снега и спустился с хребта. Хуже всех пришлось отставшим Вове и его девушке. Они весело шли за остальным отрядом и к началу снежной бури просто отстали. Девушка жаловалась на усталость, Вова забрал её рюкзак, и они продолжали двигаться вперед. На каком-то этапе она отказалась идти дальше, села на снег: