Алексей Аберемко - Кикимора Агнешка

Седой старик сел за стол в придорожной корчме, положил поперед себя гусли, потёр друг об дружку озябшие руки и провёл перстами по струнам. По помещению поплыл мягкий перелив, баян стал напевно излагать:

«Ой вы гой еси, люди русские!

Расскажу я вам, добры молодцы,

Расскажу я вам, вы послушайте,

Вы послушайте сказку дивную.

Сказку дивную, быль правдивую.

Всё случилося в Карачарове.

Во селении подле Мурома

Жил Добрынюшка Филаретович.

Филарета сын, попа местного.

Был он немощен, тот Добрынюшка:

Он ходить не мог, на печи лежал.

И пришла к нему млада девушка,

Завлекла его разговорчиком.

Разговорчиком, да своей младостью.

Когда не было в избе родителей,

Превратилась девка в бабу старую.

Бабу старую, Ягу страшную.

Не поддался ей наш Добрынюшка,

Погнал бабу ту крестным знаменьем,

Крестным знаменьем, да молитвою.

А на утро в дом человек пришёл.

Не простой человек, Никодим святой,

Из монашеской, из обители.

«Встань, Добрынюшка, – Никодим сказал, -

Да подай ты мне хмельной браженьки».

И Добрынюшка его послушался,

Встал на ноженьки неходячие

И поднёс святому ковш с напиточком.

Одарил монах его по-великому,

Не сокровищем, но силой сильною.

Силой сильною, богатырскою.

И прославился тот Добрынюшка

Ратным подвигом не единожды.

Соловья убил он Разбойничка,

На Угре стоял он с дружиною

Князя Вологды, Андрея Меньшого.

И за подвиги, да за ратные,

Полюбился тот Добрынюшка

Красавице, родне княжеской,

Забавушке, свет Путятишне.

Добрый молодец с девкой красною

Поженилися, обвенчавшися.

Моя сказочка на том кончается.

Пересохло от неё моё горлышко.

Коль понравилась, поднесите-ка

Чарку малую деду старому».

Внимательно слушавший былину торговый, ремесленный и войный люд, в достаточности набившийся в корчму погреться, как только баян 1 1 Сказитель. закончил былину, взорвался гулом возмущения:

– Кривду 2 2 Неправда. баешь 3 3 Говоришь. !

– Добрыня был не Филаретович, а Никитич!

– Это Илья – Муромец, а Попович – Алёша!

– И не может Яга молодухой стать, а потом, наоборот!

– Не поднесём чарки, обойдёшься.

Когда гул голосов начал стихать, от перегородки, отделявшей комнату корчмаря от общего обеденного помещения послышался спокойный голос корчмаря:

– Не врёт он, а говорит, что знает. Был такой парень, Добрыня Филаретович, может и сейчас где живёт, не ведаю. Богатырь – не богатырь, о том не мне судить. И про жизнь его семейную кривить не буду: не ведаю. И Соловей-разбойник был, хороший мужик, правильный, поболее бы таких, хоть и нечисть, и Баба Яга. Только в молодуху не превращалась. Молодая – то кикиморка, Агнешка. А баян – тот самый Никодим-старец и есть. Только не святой он: его из монастыря за развратные делишки попёрли, – говоривший заметил умоляющий взгляд баяна и успокоил, – не трясись, не скажу, за какие. Живи сам с этим грехом. За то, что молодость дал вспомнить, я тебе чарочку горячего вина 4 4 Водка. сам поднесу. Пост, слава тебе Господи, уже кончился. Да не сивухи 5 5 Низкокачественная водка. , не полугар 6 6 Высококачественная водка. даже, своей знаменитой кикиморовки налью. Её меня, к слову сказать, тот самый Соловей-разбойник варить и научил.

Фёдор, хозяин питейного заведения, мужчина крепкий, ещё не старый, налил не скупясь из бочонка в глиняную кружку бурой жидкости. Баян схватил её двумя руками, губы припали к краю, кадык и седая борода задвигались в такт жадным глоткам. Корчмарь, меж тем, налил и себе кружечку, чего не припомнили даже завсегдатаи. Лицо Фёдора, и так казавшееся суровым из-за страшного шрама, распахавшего межу через всё лицо наискосок, стало совсем угрюмым. Мужчина сел на лавку, глотнул из кружки, перекрестился, опустил подёрнутую первой сединой голову, и так сидел некоторое время, погружённый в глубь прожитых лет. Потом он выпрямился, обвёл помутневшим взглядом присутствующих и сказал:

– А теперь послушайте мою сказочку.

Про молодость мою разгульную рассказывать не стану: стыдно. Не подумайте, татем 7 7 Вором, устар. в то время ещё не слыл, душегубством, либо скотоложеством не баловался. Шалил по молодечеству, да по делу хмельному. Отец с матерью тогда уже померли, не дожили до позора. Воспитывала меня тётка старая, родня дальняя. Своих у неё было четверо, и младше меня и постарше двое было. Работников хватало: все мальчики. Я же, по бездельности характера, числился обузой бесполезною. Не избавились от меня до тех пор, по причине, что не холопом я был, но смердом князя Андрея Меньшого, с наделом земельным, родителем, оставленным. Дошалился, что из деревни выгнали. И пойти бы мне в монастырь на покаяние, да вернуться через полтора годика с извинением. Под рождество, либо в масляную неделю желательно, когда люди сытые, оттого – добрые. Но знаете, как у юношей бывает: взыграло ретивое 8 8 Сердце, устар. , обида за неприятное наказание. Гордость проснулась, ничем не подкрепленная, да самомнение подростковое. «Уйду от вас, – мне тогда подумалось, – сами жалеть станете! Слезами умоетесь!». Кто жалеть будет и почему, я не задумывался, да и сейчас не понимаю. Топор взял с собою, верёвку пеньковую, тулуп да треух заячьи, два каравая и ушёл я, куда глаза глядят.

В поселениях, а тем больше в городе, обосновываться не хотелось. Неровен час, царь наш батюшка, Иван, зачнёт ратиться с ханом ордынским Ахматом, либо с королём литовским Казимиром. Не хотелось боевым холопом в рать призваться. Нашёл в лесу близ села Карачарова избушку охотничью, заброшенную. Стояла она на пне сосны спиленной. Пенёк чуть не в две косые сажени высотой, чтобы зверь лесной не безобразил. Забрался внутрь, осмотрелся. Видать дичь поизвелась в тех краях, либо охотники поизвелись, но жилищем давно не пользовались. Подлатал, как мог, и начал жить.

Лето пролетело в приятных удовольствиях: лес давал грибы и ягоды в достаточности, река – рыбу и раков, Мёда дикого раздобыл, медовушку поставил. Потом, как всегда внезапно, грянула осень, за ней – зима. Провизия, которой, казалось, заготовил вдосталь, как-то быстро закончилась. Печь чадила нещадно. Крыша сначала текла сквозь лапник прохудившийся, а под снежным покровом и вовсе рухнула. Напялил я треух на головку буйную, закутался в тулупчик старенький, допил медовушку последнюю, да и лёг под стропило, упавшее, умереть собираючись.

Кто скажет вам, что от мороза сметь сладкая, не верьте тому, потому что очень холодно. А когда холодно, в том нет приятствия.