Томас Монтасер - Отель «Вкривь и вкось»

Таксист тоже обратил на это внимание и сказал:

– Ну вот и приехали.

Косыми были не только окна, но и двери и стены. Всё вокруг было настолько кривым, что казалось, будто кривым становишься и ты сам.

Первым осторожно вошёл папа, остальные последовали за ним. Внутри было довольно темно и играла музыка, а точнее сказать, несколько разных мелодий одновременно. Казалось, что откуда-то снизу доносились звуки вальса, а сверху – марша. Ото всех этих звуков даже немного кружилась голова.

Глокеншпили подошли к стойке регистрации, где никого не было. На стойке стоял звонок, и папа уже протянул руку, чтобы на него нажать, когда Валентина крикнула:

– Подожди! Я сама хочу!

Она сделала шаг вперёд и ударила по звонку, как целая банда разбойников.

Издалека послышался чей-то кашель, звук начал приближаться и вскоре заполнил весь холл гостиницы. Только теперь Валентина заметила, какой этот холл был огромный. Потолок был настолько высоким, что его было не разглядеть. Вправо и влево раскачивалась гигантская лестница. Как только в таком маленьком доме мог поместиться такой большой зал?

Казалось, все задавались этим вопросом, когда подошёл кашляющий. Это был пожилой мужчина маленького роста с удивительно пухлым носом, который вполне можно было принять за картошку. На голове у него была лохматая шевелюра, на лице смешные усики, и только одна нога, на которой он с трудом передвигался вприпрыжку. Папа сморщил нос, чтобы не чихнуть.

– Мои приветствия! – сказал приятным голосом мужчина. – Добро пожаловать в отель «Вкривь и вкось». Надеюсь, вы хорошо добрались?

– Вообще-то… – начал было папа, так как ему действительно было что сказать.

– Вы не поверите, – перебил его мужчина, – но мы можем предложить вам комнату побольше, всё-таки вы, как я вижу, впятером.

– Вчетвером… – возразил папа.

– Ну да, заяц и четверо… – Маленький пожилой человечек сморщил лоб. – Вашего вида, верно?

– Медведь-вонючка, – поправила Валентина.

– Вас так называют? – удивлённо спросил человечек.

– Нет, – сказал папа, – так мы называем зайца.

– Понятно. Меня зовут месье Мата, и я полностью в вашем распоряжении. Если что-то понадобится, вызывайте. Звонком, как я мог убедиться, вы уже умеете пользоваться.

Валентина немного пристыженно опустила глаза в пол.

– Можете проследовать за мной, – месье Мата не стал подниматься по лестнице, а прошёл мимо по направлению к задней части дома, где в нише на петлях висела кривая калитка. – Проходите сюда, пожалуйста.

Калитка открылась с таким скрипом, что у всех по спине пробежали мурашки. За ней было темно, как в самом дремучем лесу, но месье Мата просто поднял руку – и загорелся свет (при этом ни лампы, ни свечей видно не было); они продолжили идти вперёд.

Дальше предстояло подняться на несколько пролётов и свернуть за несколько углов. У Валентины было ощущение, что становится всё темнее и темнее.

– Вам не кажется, что лучше нам было согласиться на комнату на чердаке? – спросил папа.

– Не кажется, – ответил мужчина и так широко улыбнулся, что стали видны все его острые зубы.

Но острыми, как успела заметить Валентина, у него были не только зубы, но и уши.

– Очень большой дом, – заметила она.

– Самый большой во всём Рейкьявике, – отметил месье Мата.

– Снабружи этого не скажешь, – заметила мама. Вроде бы её насморк немного прошёл, поэтому она уже на так сильно гнусавила, как раньше.

– Вы так считаете? – вдруг месье Мата остановился. – Ну вот мы и пришли.

Мужчина указал на совершенно голую стену, в которой даже двери не было.

– Только после вас, – сказал месье Мата, указав на стену.

Папа медленно перевёл взгляд с мужчины на стену и сказал:

– Только после вас.

– Как скажете, – месье Мата сделал шаг к стене и исчез в следующую секунду.

Удивлённые и растерянные, Глокеншпили стояли у голой стены – ни дверей, ни занавесок.

– Ты пойдёшь первым или мы? – переминаясь с ноги на ногу, спросил папу Нильс (видимо, ему снова хотелось в туалет).

Папа посмотрел на Нильса, на Валентину, а потом на маму:

– Даже не знаю…

Тут Валентине пришла в голову мысль взяться всем вместе за руки. Во главе с папой они гуськом приблизились к стене: раз – и вот они уже по ту сторону. Казалось, будто они просто прошли через густой туман.

Валентина не верила своим глазам – перед ними была крохотная комната с кривыми стенами, косыми балками и длинным узким окном, за которым виднелось безоблачное небо. Она подошла поближе и выглянула на улицу. Значительно ниже уровня её глаз раскинулся город, на дома можно было смотреть сверху, а если захотеть, то можно было и плюнуть на каждую крышу. Вдалеке виднелось море и пара дымящихся вулканов.

– Как такое возможно? – озадаченно пробормотала она.

– Что вы имеете в виду, милая дама? – услышала у себя за спиной чей-то голос Валентина.

Девочка обернулась и увидела коридорного в лимонно-жёлтой форме с отполированными пуговицами. Валентина могла поклясться, что эти пуговицы как глаза смотрели на неё и даже моргали время от времени.

– Гм… – задумчиво сказала она. – Как может быть, что мы спускались в подвал, а теперь смотрим на город из окна на чердаке?

– Видите ли, сударыня, – сказал коридорный, почесав за одним из своих четырёх ушей, – маршруты у нас в отеле иногда несколько запутанные, особенно для гостей, которые останавливаются здесь впервые.

– Вид и правда чудесный, – сказала мама и прислонилась к окну, слегка наклонившись, так что окно сразу стало казаться ровнее.

– Это ваш коллега месье Мата предложил нам комнату «получше». Куда он вообще подевался? – довольно резко спросил папа.

Месье Мата действительно куда-то бесследно исчез. Коридорный молча шаркал копытом о ковёр.

– Эта комната лучше? Я бы с удовольствием взглянул на вторую.

– Уверяю вас, мой господин, не стоит этого делать.

– Перестань, Гуппи. Это замечательное место. И наверняка по приятной цене, не так ли? – обратилась к коридорному мама. Её насморк почти совсем прошёл.

– Нет, – возразил коридорный. – Мы не сможем вам много заплатить.

– Что, простите? – переспросил папа. – Заплатить?

– Вы будете получать за эту комнату по одному золотому плюнцу в неделю.

– Золотому чему?

– Плюнцу. Такая у нас тут валюта.