Анастасия Орлова - Лето, когда ты была невестой

Лето, когда ты была невестой

…И терялась тропа в тёмной чаще лесов,

И был месяц, как коготь медвежий, остёр.

Засыпай, цесаревна, не слушай злых слов,

Не смотри на кровавый по коже узор.

У кого что за сердцем – тот тем и богат,

Кто-то жизни спасает, а кто-то – крадёт.

И спаситель твой будет опасней стократ

Той беды, от которой тебя увезёт.

***

Я с трудом разлепляю смёрзшиеся ресницы и веки – жестокий свет нестерпимо жжёт глаза даже сквозь них. Вокруг меня всё белое, хрусткое, торжественное. Ледяная пустыня окутывает меня, словно свежие крахмальные простыни, словно саван для немужней девицы, украшенный как подвенечное платье, раз уж последнее примерить ей так и не довелось. Всё правильно. Всё идёт своим чередом. Здесь меня никто никогда не найдёт, равно как и я никогда уже не найду того, кого ищу…

Я пытаюсь вспомнить его имя, но память моя окоченела, и я перестала чувствовать её, как свои руки и ступни. Его имя – точно серый осколок скалы, крошащийся под пальцами острыми камушками, за которым можно укрыться и от лютого ветра, и от заклятого врага. Оно очень ему подходит. Оно вертится у меня в голове, но я никак не могу поймать его. Как, бывает, не можешь вспомнить строку из середины песни, пока не начнёшь петь её с самого начала.

Часть первая. Брегир

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес…

М. Цветаева

1.1

– Я понимаю твою грусть, милая, и разделяю скорбь! – с фальшивой нежностью пропел Р е йслав, – но как бы жестоко это ни звучало – у тебя нет времени оплакивать отца. Сейчас есть вещи более значимые: страна осиротела, осталась без правителя, и долг цесаревны – поспешить с замужеством, выбрать нового цесаря. Ах, если бы знать заранее, что эта неведомая хворь убьёт моего бедного брата, ты бы, конечно, не отказала Таерину, единственному соискателю твоей руки! – Рейслав горестно вздохнул. – Посмотри на себя, – с жалостью продолжал он, – бледна, костлява, черноволоса! Вся в мать-чужеземку. Боюсь, тебе пришлось бы долго искать достойного человека, что согласился бы взять тебя в жёны. Непозволительно долго, если бы не я, милая! Я спасу тебя. Спасу королевство. И всех нас. Мы сократим время скорби по твоему отцу до месяца, а потом сыграем свадьбу. Не очень пышную. Всё должно быть скромно и умеренно, как дань уважения почившему. Но откладывать нельзя!

С о льгерд до боли в пальцах сжала шёлковый платок и опустила голову ниже. Она изо всех сил старалась не смотреть на Рейслава, не видеть его длинные нервные пальцы, накручивающие её локон, вкрадчивую улыбку, игравшую на хищных губах, пронзительные голубые глаза, в холодной глубине которых то и дело вспыхивали искры беспощадности. Он наслаждался властью над ней и не пытался скрыть этого. Его утончённая красота, шёлковый голос, дорогой аромат, сделанный на заказ лучшим парфюмером королевства, вызывали в Сольгерд непреодолимое отвращение. Её била мелкая дрожь, и, казалось, её вот-вот стошнит. Вот бы на его расшитые шёлком туфли! Она была уверена, что без Рейслава не обошлись ни длительная болезнь её отца, ни его смерть.

– Что молчишь, милая? – он бесцеремонно приподнял её лицо согнутым пальцем за подбородок, и комната покачнулась, как корабельная палуба. – Посмотри-ка, что я тебе принёс! – мужчина с торжественным восторгом подхватил бархатный ларец и раскрыл его. Внутри, переливаясь гранями драгоценных камней, лежала диадема. – Корона твоей матушки, любовь моя! Примерь-ка! – Рейслав трепетно достал драгоценность из футляра и водрузил на голову Сольгерд. Края короны впились в кожу, словно были заточены. Рейслав хозяйским движением откинул её волосы за плечи и отступил на шаг, глядя на девушку с неподдельным восхищением.

– Я обещаю любить тебя, милая! – прошептал он, – как любил твою мать, ведь ты так на неё похожа! Но тебя у меня никто не отнимет, даже мой собственный брат! Она выбрала его. И умерла из-за него. Но ты выберешь меня, и всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо, если ты будешь моей, – он подошёл к девушке почти вплотную и погладил по щеке. Сольгерд, сжав зубы, стерпела его прикосновение. – Видишь, как всё просто, моя маленькая беззащитная цесаревна, – усмехнулся мужчина, медленно и многозначительно поцеловал её холодные дрожащие пальцы и вышел из опочивальни, замкнув дверь на ключ.

На секунду воцарилась тишина. Так бывает, когда во время шумного летнего купания резко нырнёшь под воду: из звуков остаётся лишь едва уловимый звон в собственной голове. Сольгерд рванула корону с головы, выдрав зацепившуюся за витиеватый узор прядь, и даже не заметила этого. Она с такой силой швырнула венец в затворённую дверь, что на месте удара появилась щербина.

– Волчий ты выкормыш! – прошептала она, опускаясь на пол в беззвучных рыданиях. – Умереть отраднее, чем быть твоей!

***

– Ты мне должен! – маленькая женщина с потемневшей и сморщенной от прожитых лет, словно грецкий орех, кожей, перегнулась через узкий деревянный стол. – Жизнь за жизнь, помнишь? – нянюшка Келлехерд многозначительно постучала кончиком пальца по столешнице. Через стол на неё холодно смотрел черноволосый мужчина. Он не был стар, но в короткой бороде уже поблёскивал первый снег ранней седины, а промеж бровей залегла морщинка, заметная даже тогда, когда он не хмурился.

– Что ты хочешь от меня, Келлехерд? – устало уронил мужчина. – Даже если я вытащу её из замка и увезу от Рейслава, что мне с ней делать? Её будут искать, она же наследница, пусть сама она и не имеет права на престол. И не будет Рейславу спокойно спаться, пока она жива, но не его жена.

– Я хочу, чтобы ты её спас и отвёз в сопредельное государство. Тамошний королевич просил её руки. Политический брак. Она не захотела, но цесарь так и не успел отправить ответ. Там Сольгерд будет в безопасности. Брег и р, ты обещал – жизнь за жизнь. Только я не за свою жизнь прошу, а за её.

– Ты одного понять не хочешь, Келлехерд, – мужчина облокотился о стол, – до королевича твоего – несколько дней пути. Ты же понимаешь, как мне придётся её вызволять из-под Рейславовой охраны? И какую цену я за это заплачу. А потом она останется со мной посреди леса, и я не уверен, что смогу тогда защитить её. Этого ты хочешь для своей цесаревны?

Нянька потемнела лицом. Её морщинистые ладони с сухой, тонкой, словно пергамент, кожей, задумчиво гладили столешницу.

– Я верю тебе, Брегир, – выдавила она наконец, – потому что знаю тебя.