Майя Рахимова - Путешествие за Края Мира, или Невероятные приключения медвежонка Ганса и его друзей

– Знаете, это ведь я сейчас веду размеренный образ жизни: сижу на диване, смотрю политику, сплю под одеяльцем, ем орешки с медом и запиваю чаем с молоком. А совсем недавно моя жизнь была несколько иной. Да какой там! Совершенно иной. Я и голодал, и редко спал, и под открытым небом, а не под одеялом.

Ну, погодите, погодите, обо всем по порядку.

Для начала добрый вечер и позвольте представиться! Зовут меня Ганс Потапович Топтыгин.

Внимание! Это значит, что я из рода Топтыгиных, Потапов сын. И попрошу не путать и не называть меня Топтыжкой, Топтыгой, Потапкой, Потапычем и уж тем более Топтыжиной. Я – уважаемый медведь!

Плюшевым я был всегда. У нас в лесу вообще все плюшевые: и моя любимая подруга, белочка Зоя, и странный волк Утюжок, и лисичка Тонечка, и даже зайчик Толик. Единственной не плюшевой у нас была Сова-Совушка, но это исключительно потому, что она из дальних мест. Мы звали эти места Краями Мира.

Тряпочки, из которых было собрано ее древнее тело, напоминали листья, были жутко многослойные и всякий раз таинственно шелестели, когда Совушка шевелилась, поэтому мы испытывали к ней особое уважение и даже восхищение. Не в каждом лесу живет такое удивительное создание!

Наш плюшевый лес был очень дружный. Какой он сейчас, я, право, не знаю, но думаю, что такой же. Мы пели песни и ходили друг к другу в гости.

Петь песни – наше любимейшее занятие. У нас были утренние, дневные, ночные песни, а также песни полудня, полдника, почти сумеречные песни и колыбельные. Порой мы путались во времени суток, но никогда не путались в песнях.

Совушка тоже пыталась нам подпевать, но листья, из которых было собрано ее тело, так шуршали при этом, что мы переставали слышать друг друга. Совушка тактично умолкала и просто слушала наш плюшевый хор.

Однажды она все-таки не выдержала и сказала:

– Когда я была моложе и шустрее, я летала за Края Мира. Так вот, там есть удивительные места, где тоже поют песни, и надо признать, совсем непохожие на ваши.

Слоненок Тиглу жадно перебил Совушку:

– А где? Где, ты говоришь, эти края?

– За миром, – ничуть не смущаясь, продолжала она, – за вашим плюшевым лесом, потом еще за одним лесом, таким древним и страшным, что жуть, потом за высокими белыми горами, быстрой холодной рекой, ну а дальше я… не помню. А зачем ты спрашиваешь, Тиглу?

Слоненок раскраснелся:

– Очень интересно, с одной стороны! А с другой, совсем и не интересно даже.

Слоненок раскраснелся совершенно по делу, потому что был крайне любопытен, просто до чрезвычайности. И хотя в любопытстве нет ничего страшного, но всякий раз, когда Тиглу чем-либо интересовался, для всех в плюшевом лесу это заканчивалось плохо, если не сказать – ужасно.

Поэтому жители леса всякий раз тревожно переглядывались и невольно напрягались, когда слоненок спрашивал и уж тем более переспрашивал у кого-либо что-либо.

Тиглу знал о своей способности встревать, куда не следует, и о том, что жители леса тоже в курсе его способности встревать, куда не следует. Поэтому он краснел всякий раз заранее, когда шел на встречу с друзьями.

Но сейчас он сидел весь пунцовый, быстро-быстро мигал и почти жалел, что спросил Совушку про далекие края.

– Ну, ладно, ладно. Пора нам расходиться по домам и берлогам, – громко заявила Совушка, – песни колыбельные мы пропели.

Все переглянулись.

– Важные дела обсудили, – настаивала она, – пора и отдохнуть.

– Да, точно, – отозвался странный волк Утюжок, – я лично спать хочу. Не знаю, как вы, а я пойду. Завтра утренняя песня, моя любимая. Негоже петь ее в сонном состоянии.

Странный волк Утюжок был очень тактичным и деликатным волком. Он сразу понял, что слоненок ужасно стесняется своего любопытства и красноты, но ни с тем, ни с другим совладать совершенно не может. Еще чуть-чуть, и слоненок просто лопнул бы от переживаний. Утюжок понял стремление совы сгладить ситуацию и поддержал ее.

Жители плюшевого леса стали быстро расходиться. Ночные посиделки, конечно, любили все, но утренние песни любили больше.

Нет ничего прекрасней, чем петь песни на утренней заре, когда солнышко, просыпаясь, потягивается каждым лучиком, и от этого свет по лесу мягко-мягко стелется золотистым ковриком начала дня.

– Пойдем, пора спать, – обратилась к слоненку кокетка – ежик Дуся.

– Сейчас, сейчас. Вы идите. Мне надо слегка успокоиться, я вас догоню, – ответил Тиглу.

И мы оставили его успокаиваться на «певчем лужку». А он взял и исчез.

И, собственно, с исчезновения слоненка Тиглу и началось наше, полное невероятных приключений, путешествие. Теперь пришло время и вам послушать эту историю. Итак.

Мы потеряли Тиглу уже на следующее утро, а произошло это так. Собравшись на заре на «певчем лужку», жители леса затянули утреннюю песню: она лилась мерно и спокойно, многие даже продолжали подремывать, пока пели.

Мы часто подремываем под утреннюю песню – это уже обычай. Глаза полузакрыты или полуоткрыты – кому как больше нравится. Сидим рядышком, и от этого всем тепло, что и одеял не надо, мерно покачиваемся в одну, другую сторону. Поем. Ну, что может быть прекрасней, я вас спрашиваю?

Вот так и в это утро – сидели рядышком, глаза полузакрыты, мерно покачивались, пели, и вдруг, в том самом месте, где должен был затянуть свою великолепную носовую ноту наш Тиглу, в том самом дивном месте зияла тишина – ни ноты, ни великолепия.

Все встрепенулись, покачиваться перестали, глаза открылись даже у самых крепких сонь. Наш слоненок, певец прекрасных носовых нот, пропал! А вместе с ним пропала и утренняя песня. День начинался неважно.