Михаил Ковтун - Городские сказки

Горбун несколько раз со свистом втянул воздух. Вдруг его лицо разгладилось и стало умиротворённым. Он ушёл к небу, позвавшему его. Мишель медленно побрел домой, прижимая к груди сверток с кусочком неба. Он знал, что теперь он должен. Должен восстановить лестницу и вернуть кусочек неба на его место. Где же взять столько серебра? Его семья бедна. Он шел и думал, много думал… Ступени из серебра заняли все его мысли.

Он взрослел. Пытался работать, торговать. Но, это не приносило денег. Он не сумел сделать даже одну ступень, а их надо было много. По вечерам Мишель разворачивал подарок горбуна. Голубой свет заливал убогую комнатушку, кусочек неба просил его помочь. Он плакал от своего бессилия, но ничего не мог сделать. И. однажды, в приступе отчаяния, он взял старый кинжал и ушел в ночь, на дорогу связывавшую Нанси с Парижем. В эту ночь он впервые убил. Убил ради своей мечты. Он принес, заляпанный кровью, кошель торговца домой. Там было даже золото. « Этого хватит уже на пару ступенек» сказал он кусочку неба. Но – ничего не услышал в ответ. Ему показалось, что свет его мечты потускнел. Мишель решил, что кусочек неба умирает от тоски по великому огромному целому. Надо торопиться – решил он. В одиночку грабить можно было только, отставших от собратьев, купцов. Мишель собрал ватагу бандитов. Вскоре слава о его « ночных сторожах» разнеслась далеко по округе. Его именем стали пугать детей. Он грабил и убивал сопротивляющихся, в поисках серебра банда Мишеля несколько раз совершала налёты даже на церкви. Разделив добычу с лесными братьями, всё остальное Мишель нёс знакомому ювелиру. Тот превращал золото и драгоценности, шелка и одежду в серебряные ступени, не забыв получить свою десятину. Росла куча ступеней в тайнике Мишеля, но с каждым убитым и ограбленным всё тусклее становился кусочек неба… и, однажды, он потух совсем.

Мишель рыдал, на глазах изумлённых бандитов, над куском серой слизи в старой тряпке. Кусочек неба умер, жить стало незачем. В эту ночь, ближе к утру, их лагерь окружила городская стража. Бой был недолгим. Не отошедшие от сна, полупьяные бандиты сопротивлялись недолго. Лишь сам Мишель бился как раненый зверь. Он искал смерти. Но, его сумели взять живым. Его долго пытали, стараясь узнать – куда он дел награбленное. Мишель лишь улыбался

… И вот он –конец всего. Он так и не выполнил просьбу горбуна, он не уберёг кусочек неба. И это пугало больше, чем, накинутая на шею, верёвка. Он услышал – как священник закончил бормотать молитву. Что то провалилось под ногами и резко щелкнуло в шее. Его безжизненная голова запрокинулась в небо. Там, среди белых облаков, в тепле голубого света сидел на облаке горбун из детства Мишеля. Он смотрел вниз, на базарную площадь, и чему – то печально улыбался. А вокруг было только бесконечное чистое небо…

Певичка

За окном кружили огромные белые снежинки. В свете редких фонарей снежинки искрились и мерцали. Город становился непохожим на себя. Исчезали голые деревья с обломанными ветками. Грязные разбитые дороги становились белыми и гладкими. Даже кучи мусора, рассыпанные возле мусорных баков, становились просто сугробами. Наступившая ночь добавляла волшебства в картину окружающего мира. Почему то верилось в чудеса, и не хотелось верить в серую злобу реальной жизни. Хотелось верить в то, что город на самом деле белый и чистый, что в нём живут хорошие, добрые люди. Хотелось зайти к ним в гости и пить чай из больших цветастых чашек, с домашними пирогами. Хотелось говорить с ними о детях и кошках. Хотелось смеяться.

Резко пискнул мобильник. Смс от оператора. Счет почти пуст. Да и пошли они все! Некому звонить. Она отвернулась от волшебной картины окна и стала собираться на работу. Работа… Певичка в дешевом кабаке. Выпускница музыкального училища, ей пророчили будущее. Её будущее оказалось грязной эстрадой в прокуренном и воняющем зале кабака. Она хмыкнула и достала косметику. Всё –же надо выглядеть пристойно. С годами убирать морщины и темные круги под глазами становилось все труднее. Время безжалостно. Скоро подошедшую старость не скроешь никаким гримом. И тогда… Тогда она просто доживет до зимы, выйдет на лёд залива и пойдёт. Она просто будет идти до самой смерти, она упадет обессиленная на лёд и заснёт. А проснётся уже в другом мире. В мире, в котором её кто-то любит и ждёт.

Она взглянула на часы и охнула. Пора бежать. Иначе опять истерика руководителя их группы. А смотреть на, брызжущее слюнями, жирное, редко умываемое лицо просто не было сил. Да и штраф получать не хотелось. Скоро платить за квартиру. Сапожки вот то же надо новые. У матери скоро день рождения. Надо послать ей в деревню хоть коробку конфет да пару пачек хорошего чая. Братец – куркуль удавится – а не разорится на хороший чай. Фермер, еттить! Он забрал мать к себе лет десять назад. Забирал со скандалом. Приехал за ней на машине и вынес мамины вещи. Потом тащил мать за руку и кричал –« Как ты можешь жить в одной комнате с этой проституткой?!» Мать сгорбленная и сильно постаревшая – молча, смотрела ей в лицо. А она, мучаясь с жесточайшего перепоя, не могла сказать ни слова. Мать заплакала и села в машину брата. Больше они не виделись. На день рождения она отправляет в деревню скромные подарки, в ответ – тишина. Нет даже жалкой открытки. Она гонит от себя мысль – « А жива ли еще мама?» Она решила обязательно съездить туда. И плевать на братца и его свиноподобную жену! Она имеет право увидеть мать! Всё! Некогда предаваться воспоминаниям. Она неслась по темному зассаному подъезду, рискуя вывернуть ноги. У подъезда прогревал мотор старенький « жигулёнок» с облезлыми шашечками на вмятом боку. Сосед дядя Коля собирался ехать в ночную.

Она плюхнулась на переднее сиденье и сунула в рот сигарету –

–– В кабак, дядя Коля. Двести рваных – твои.

–– Понятно, что в кабак, а не в церковь. – Тихо вздохнул старый таксист.

Он помнил эту потасканную певичку еще молодой, задорной девчонкой. Когда она пела – собирался весь дом. Старухи у подъезда слушали звонкий чистый голос и вытирали глаза уголками платков. Нет больше тех старух, нет больше той девчонки. Он помнил её любовь. Молодого офицера с непокорными русыми волосами. Как она ждала его с войны! Она не отходила от телевизора, боясь пропустить новости из Чечни. Она постоянно бегала в церковь, на старом кладбище. Старушки на лавочках кивали седыми головами и вспоминали, как они ждали с фронта мужей и братьев. Потом они шептали « Есть настоящая любовь на свете» и мелко крестились, глядя подслеповатыми глазами на потускневшую позолоту купола старой церкви. Тот офицерик вернулся с войны живой. С орденами и… молодой женой, дочерью своего командира. Она ничего не сказала ему, просто что – то умерло в её глазах. Она разорвала приглашение в Москву, от какого –то известного в мире музыки, человека и надолго заперлась в своей комнате. Таксист помнил – как плакала Любаша, мать певички. Потом Люба уехала к сыну в деревню, оставила квартиру Зойке, нашей певице. А певица потихоньку спивалась. Она нашла работу в дешевом ресторанчике. И теперь её охрипший, но все – же красивый голос пел по вечерам блатняк для всякого сброда. Часто она возвращалась не одна. Всегда хорошо выпившая. Её кавалер стыдливо исчезал утром. Исчезал что бы больше не возвращаться. Дядя Коля горестно вздохнул. Ему было до слёз жалко эту дурочку. Но ничего сделать он не мог. При попытке поговорить по душам, Зоя срывалась на матерный лай. Слушать поток грязных слов от той, которую помнил еще девчонкой, было невыносимо. И таксист бросил это неблагодарное занятие – разбудить чужую душу.