Алексей Часов - Маленькое эхо

И присмотревшись к цветным карандашам, он заметил, что те были круглыми, а вот он – с гранями. И решил он избавиться от граней. И обратился за помощью к перочинному ножу.

Нож обтесал ему грани, и Простой карандаш стал круглым, как и цветные карандаши. Затем зеленая краска покрасила его, и он вновь обратил на себя внимание мальчика. Но тот, проведя им по листу и убедившись в очередном обмане, выбросил ненужный карандаш в раскрытое окно на улицу, чтобы больше не обманываться.

Много ли, мало ли времени лежал Простой карандаш на дороге, неизвестно. Только в один прекрасный день возле него остановился человек, поднял его и положил в карман. Таким образом, Простой карандаш обрел нового хозяина.

Но каким было его удивление, когда он вновь обнаружил себя в той же комнате. У него даже мурашки пробежали, когда он увидел того самого маленького мальчика, который выбросил его на улицу.

А человек, подобравший его, оказался отцом этого мальчика. К тому же – художником. Он сел с сыном за стол. Достал чистый лист бумаги и начал рисовать найденным Простым карандашом. И нарисовал очень хорошую картинку. И совсем не цветную. Однако лучше разноцветных каракулей, которые выводил мальчик.

Нет, художник не стал говорить своему маленькому сыну о том, что в умелой руке даже обыкновенный простой карандаш способен на чудо. Настоящие художники не говорят об этом. Они доказывают это на деле. И все-таки он дал совет сыну. Совет, от которого у Простого карандаша забилось сердце – от гордости за самого себя.

– Знаешь, сынок, – произнес художник, – в рисовании простой карандаш – самый главный. Именно он дает начало рисунку, отграничивая от него все лишнее, ненужное. И только потом уже действует цветными карандашами.

Простой карандаш был очень счастлив от этих слов. Но он не загордился, не поднял нос кверху. Ведь он в душе своей оставался все же обыкновенным простым карандашом.

И еще он знал, что без цветных карандашей, как и без него, не обойтись. Ведь с ними рисунок получается еще красивее. Так что они просто необходимы друг другу.

Спичечный Коробок лежал на дороге. Мимо шло множество ног – в сапогах, туфлях, ботинках. Ноги были разные: стройные и кривые, толстые и тонкие, в брюках и гольфах, чулках и босые.

И вот одна из них – в грубом сапоге – наступила на Коробок. Он хрустнул от непомерной тяжести и расплющился.

Нет, он был не в обиде на это. Потому что это был добрый Коробок. Он знал, что когда-нибудь умрет. Ведь всему же бывает конец. Ничто не вечно.

А еще он знал, что все время старался делать добрые дела. И они-то как раз и позволили прожить ему долгую жизнь. Конечно же, относительно долгую. По сравнению с другими спичечными коробками.

А началась она с того, что, когда он появился на свет, его наполнили спичками. Это было большое богатство. И он его щедро раздарил. Потому что был добрым.

А потом он собрался в поход. И для этого наполнился солью, которая очень необходима в походах во время привалов с костром и ужином на свежем воздухе. Кроме соли, в него ничего больше не вошло. Потому что это был небольшой Коробок. Зато добрый.

Но люди оказались не столь благодарными. Не заметили доброты Коробка. Не до этого было. Людей интересовали другие дела. Подумаешь, коробок. Тем более, что соль уже кончилась. И люди за ненадобностью выбросили его.

Но Коробок не обиделся на это. И не считал, что жизнь его кончена. Потому что это был добрый Коробок.

Лежал он и раздумывал, что бы еще такое сделать – доброе, полезное? И вдруг услышал шаги, шуршащие в траве. Это оказались мальчишки. Один из них держал в руках красивую гусеницу. И оба с интересом разглядывали ее.

– Куда бы ее положить? – размышлял один.

– А зачем? – спросил другой.

– Так ведь интересно. Гусеница превращается в бабочку. И мне хочется увидеть это превращение. Это же необычно.

– А вот коробок, – произнес другой.

Мальчик нагнулся и поднял Коробок. Его раскрыли и поместили туда гусеницу, не забыв положить вместе с ней и листочек от березы.

Так Коробок оказался хранителем таинства. Удивительного таинства превращения гусеницы в бабочку. И это превращение произошло через несколько дней. И Коробок оказался первым, кто ощутил удивление и радость от этого необычного превращения.

Радовался он, что, чем мог, способствовал рождению этого чуда. И думал, что оно произошло от его доброты, которая пригодилась еще раз и сослужила, пусть незаметную, но всё же службу.

А потом он оказался на уличном асфальте, где было много прохожих. И вот теперь, раздавленный, он еще не считал себя уничтоженным. Он так желал сделать хотя бы еще одно доброе дело. Он не знал, каким будет оно. Только очень хотел, чтобы его заметили. В последний раз.

Однако чуда не происходило. Кому нужен был раздавленный коробок? Разве лишь дворнику – подмести его к общей куче и отправить в мусор. И тут детские руки подняли раздавленный Коробок.

– Ой, какая хорошая картинка; – воскликнула маленькая девочка. – У меня такой нет.

И она осторожно отодрала от Коробка этикетку, чтобы поместить ее в свою коллекцию.

Теперь Коробок был поистине счастлив. Ему уже не страшна была куча мусора, в которой он скоро окажется по воле дворника и уйдет из жизни. Он был счастливее многих из этой кучи. И не только потому, что прожил жизнь более долгую, чем многие другие из его собратьев. Но и потому, что остается на свете память о нем в виде этикетки в девочкиной коллекции.

И это было лучшей благодарностью за ту доброту, которую он пронес за свою пусть недолгую, но богатую жизнь.

Бедная маленькая Марка. Сколько времени уже она лежала в этом старом альбоме филателиста среди ярких, интересных и увлекательных подруг, которые не обращали на нее внимания.

Ведь на ней, – кроме герба страны, надписи и стоимости, – ничего не было, в то время, как другие марки могли блеснуть своими яркими красками и с интересом рассказать об изображенных на них рисунках.

Они так возбужденно рассказывали, что, казалось, были самыми счастливыми на свете. Но одна Старая Марка иногда рассеивала это кажущееся впечатление своим ворчанием:

– Что вы разгалделись, бескрылые?

Она многое видела, эта Старая Марка, и кому, как не ей, было знакомо настоящее счастье.

Но марки не обращали внимания на эту, по-ихнему, выжившую из ума старуху. Они рассказывали и слушали истории, и по-своему были счастливы.