Уильям Хорвуд - Ивы зимой

Шуршание, хлопок и рывок за спиной Рэта сопровождали раскрытие парашюта, страховочную стропу которого он так предусмотрительно закрепил на фюзеляже самолета. Получив в свое распоряжение огромный парус, ветер стал мотать Водяную Крысу вместе с парашютом из стороны в сторону. Затем мощный поток подхватил Рэта и понес над приближающимися с огромной быстротой деревьями к дальнему концу Дремучего Леса.

— Ну и дела! — присвистнул Рэт. — Главное — не забыть, в какой стороне река. Тогда не заблудишься, — сказал он себе, видя, как река стремительно уносится куда-то в сторону.

А затем, вслед за последним порывом ветра, чуть приподнявшим парашют, последовало шумно-больно-ветвисто-шипасто-царапаюшееся и весьма болезненное приземление на дальней опушке Дремучего Леса.

А тем временем далекие, пронзительные призывные голоса (слишком слабые, чтобы называться криками) наконец сумели-таки вырвать Крота из того странного, таинственного, наполненного тенями и шорохами мира, в котором он пребывал уже некоторое время. Открыв глаза, Крот увидел, что мир, в который он вернулся, состоит из неба — холодного, серого, пасмурного неба.

Какие-то смутные воспоминания ожили в его голове. В этих видениях обнаружилась парившая в этом самом небе большая угловатая птица, громоподобный шум крыльев которой и растормошил его почти уснувшее сознание. Впрочем, окончательно пробудили Крота голоса, выкрикивавшие его имя.

Где он сейчас находился, он и понятия не имел. Честно говоря, он испытывал серьезные сомнения в том, есть ли в этом мире что-то кроме неба — лес, река, трава, земля… Впрочем, там, где он побывал до того, все было совсем незнакомо и странно.

Закрыв глаза, Крот попытался вспомнить, как было там, но если не считать неясных, туманных видений, единственное, что более или менее четко отложилось в его памяти, — это заботливые руки… или не руки? — большие и сильные, которые подняли его наверх из глубокого, ледяного подводного мира зимней реки, куда его занесло по собственной неосторожности. Затем эти руки бережно перенесли его в этот мир, где было небо, и положили на мягкую… да, землю! — пахнущую травой и палой листвой. Вот и все, что удалось воскресить в памяти Кроту, да и эти образы то и дело норовили исчезнуть, сбежать, скрыться где-то в глубине сознания.

— Крот! Кро-о-о-от! — резанули ему слух далекие голоса.

Но он вовсе не обрадовался, услышав их, ему совершенно не хотелось их слышать. Ему хотелось только одного — окунуться вновь в тот мир, где не было ничего, кроме пахнущей травой земли и теплых рук, которыми Некто…

Глаза его налились слезами. Он моргнул, чихнул — и расплакался. Расплакался потому, что просыпался и делал это совершенно не по своей воле, понимая, что, кем бы ни был тот Некто и куда бы ни забросила Крота судьба, больше им встретиться не удастся, по крайней мере так явно и открыто.

— Не хочу я… — прохныкал Крот.

— Крот! — чужие, резкие голоса слышались уже ближе.

Крот решил пошевелить пальцами задних лап, и они пошевелились! Потом он рискнул попробовать подвигать самими лапами — передними и задними. Они двигались! Пораскинув мозгами, Крот пришел к выводу, что это неспроста.

— Если они шевелятся, когда я хочу, значит, это мои лапы. А следовательно, я — это я. И скорее всего я живой!

Пошевелив напоследок носом, он снова открыл глаза. Небо потемнело, да и вообще становилось все холоднее.

— Крот!

Очередной возглас пробудил его окончательно. Он резко, рывком сел и тотчас же вновь повалился назад, в…

«…В траву! Трава, осока, камыши! Где-то рядом — вода. Ну и дела! — подумал Крот. — А мне-то, оказывается, изрядно плохо. Но ведь они зовут меня».

Двигаясь осторожнее, он снова привстал, на этот раз медленнее, и осмотрелся. Действительно, вокруг была трава, осока, камыши, а за ними — вода.

— Крот!

На этот раз голос вновь прозвучал откуда-то издалека.

— Это я! Я здесь! — крикнул Крот, но голос его настолько охрип и ослаб, что крика не получилось. Скорее сиплый шепот.

— Я здесь! Это я, Крот!

Бесполезно.

С трудом встав на ноги, он, пошатываясь, побрел сквозь камыши и вскоре оказался у реки. Река разлилась, вспучилась и мрачно-стремительно несла свои мутные воды мимо него. Откровенно говоря, никаких теплых чувств при виде этого потока он не испытал.

— Сюда, сюда, ребята! — послышалось на другом берегу.

Там в полумраке замелькали среди деревьев какие-то тени. Нет, не какие-то, а самые что ни на есть настоящие тени горностаев.

«Этого еще не хватало», — подумал Крот, откровенно недолюбливавший этих ребят. Впрочем, похоже, именно они выкрикивали на весь лес его имя.

«Барсук! — осенило Крота. — Это он организовал на поиски ласок и горностаев! Иначе с какой стати они повылезали бы из своих нор в чащах Дремучего Леса?»

Крот пробрался на выдававшийся в реку мысок и попытался привлечь к себе внимание тех, кто искал его.

— Эй, я здесь! Это я — Крот! Сюда!

Но голос, похоже, совсем изменил ему, потому что на другом берегу никто ничего не услышал. Помелькав среди прибрежных кустов, ласки и горностаи побежали за ивы вниз по течению.

— Я здесь… — уже скорее для себя повторил Крот и убедился в том, что — увы! — говорить он совсем разучился. То есть говорить-то он говорил, но только звука при этом почти не получалось.

Никогда за всю свою жизнь он не чувствовал себя таким больным, усталым, измученным и одиноким. Мир, который он покинул, был невыразимо приветлив и уютен. Мир, в который он вернулся, оказывается, совсем не ждал его.

— Кстати, хотелось бы знать, где именно я оказался, — обеспокоился Крот.

С этими словами он стал обшаривать окружающие камыши и изрядно промок, прежде чем вновь выбрался на относительно сухое место.

— Ой-ой-ой! — сокрушался он. — Я один, я покинут! Мне остается только вырыть нору в этой болотной жиже и спрятаться там до тех пор… пока…

От этих философствований он был вынужден отвлечься по весьма прозаической причине: к его ногам очень быстро и целеустремленно поднималась вода. Вскоре оказалось затопленным и то место, где Крот очнулся из забытья, а река все поднималась. Вынужденный искать место посуше, Крот поднялся вверх по прибрежному склону, пробрался через небольшую ивовую рощицу и… обнаружил, что за деревьями земля снова резко спускается все к той же холодной и все так же прибывающей воде.

«Я на острове, — сообразил Крот. — И здесь я буду вынужден остаться. По крайней мере на эту ночь».

Выбрав местечко на самой верхней точке острова, Крот наскоро соорудил себе более или менее приличное лежбище, сгреб под себя и на себя палую листву и сухую траву и стал готовиться ко сну.