Уильям Хорвуд - Тоуд-триумфатор

— То есть сейчас? — уточнил Крот. Горностай важно кивнул, даже глаза зажмурил от наслаждения собственным рассказом:

— У нее сейчас выводок.

— И что же, никто не попытался убить Латберийскую Щуку? — солидно поинтересовался Рэт. — Она ведь уже, должно быть, очень стара.

— О, не совершайте такой ошибки, сэр! (Теперь они уже разговаривали с Рэтом и Кротом очень уважительно.) Ей-богу! Многие то же самое говорили, а через несколько лет течением приносило их лодки и еще их шляпы и башмаки. Эта тварь не жрет шляпы и башмаки.

— Ну! — подтвердил хозяин, прибирая свои денежки. — А почему, думаете, таверна называется «Шляпа и Башмак»?

— Но ведь не потому же… — забеспокоился Крот.

— Именно поэтому! — ответил хозяин. — Отсюда они и уходили, от этого самого порога, набив животы дармовой едой и… приняв для храбрости, а потом…

— А почему вы отпускали им бесплатно? — перебил Рэт.

— Древний обычай, — важно изрек хозяин. — В старые времена это воодушевляло молодых на бой со Щукой. Теперь, конечно, не старые времена, верно, ребята?

— Это точно.

— Но мы сохраняем традиции.

— А шляпа и башмак, те, что висят там, снаружи… Это ведь только так, для вывески, правда? — спросил Крот.

— Нет, не для вывески, — отрезал хозяин. — Старый Том может рассказать вам про того последнего, извините за выражение, дурака, что поплыл вверх по Реке.

— Ясное дело, могу, — подтвердил подоспевший Старый Том. — Ночь тогда выдалась сырая и холодная. Я помню, как он пришел…

— Покороче, Том! Нечего тянуть резину, а то они помрут, пока ты закончишь!

— Это был барсук, — сказал хозяин. — Очень крупный. Верно, Том?

— Точно, молодой и здоровый. Он был тут задолго до вас, почти все, кто здесь сидит, еще и не родились. Сидел на этом самом месте, где вы сейчас сидите, сэр, — сказал Том, обращаясь к Рэту.

Рэт почувствовал себя крайне неуютно и слегка подвинулся.

— Предупреждали его, да он никого не слушал. Они все такие, барсуки. Встал и пошел, а через три дня принесло его шляпу и башмак. Все, что от него осталось. Вот мы их и вывесили, в знак уважения к нему и как предупреждение другим.

— Ну, теперь вы все знаете, — сказал хозяин. — Почему я и говорю: вы не поплывете…

— Нет, поплывем, — сказал Крот и решительно встал, — и немедленно! Пошли

Рэтти! Еще немного таких разговорчиков — и мы никогда не уйдем!

Хозяин и завсегдатаи проводили их до выхода с пивными кружками в руках. Они щурились на ярком солнце и опасливо перешептывались, как женщины на публичной казни. Друзья успели еще выслушать последние напутствия и советы, предостережения и уговоры остаться, пока наконец Рэт не велел Кроту отчаливать.

Таверна и ее завсегдатаи медленно удалялись и в конце концов скрылись из виду.

Тоуд, направляясь вверх по Реке к Городу, был настроен совершенно иначе, чем Рэт и Крот, которые проделали тот же путь несколькими неделями раньше. Их ощущения при этом не имели ничего общего и разнились как земля и небо.

Рэт и Крот плыли медленно и размеренно, они пребывали в гармонии с природой вообще и с Рекой в частности, выверяя свое душевное состояние и жизненный ритм по утренним зорям и вечерним закатам. Они наслаждались простыми радостями: плеск воды у берега, шелест тростника и осоки на летнем ветерке, дрожь березовых листочков там, вдали, за обширными полями. Если дикая утка со своим крякающим выводком преграждала им путь, Рэт и Крот пережидали, давая им дорогу; если пара лебедей скользила чуть выше лодки по течению, друзья замедляли ход или останавливались полюбоваться чудесным зрелищем.

Что до Тоуда, то вся эта сентиментальная чепуха была не для него. Шелест трав? Да он его и расслышать не мог из-за громкого рева мотора! Дрожание листочков? Ни листьев, ни самих деревьев не видел Тоуд из-за брызг, летевших от его катера. Барахтающиеся утки? «Прочь с дороги!» — кричал им Тоуд. Изящные, величественные лебеди? «Противные создания! Всю реку заполонили!» — ворчал он. Только рев катера да шлепанье кормы о воду. Самого Тоуда и не видать! Но он тут: одной рукой рулит, другой бурно жестикулирует, отгоняя остальных обитателей реки, будь то зверьки, рыбы или птицы. Вдоль маршрута Тоуда на реке началась срочная эвакуация всего живого.

Коровы и овцы и те разворачивались и убегали в поля при его оглушительном приближении, дрозды черными тучами снимались с деревьев и разлетались на все четыре стороны. Что до незадачливых рыб, мирно зарывшихся в ил под водой, как окунь, например, или плотва, или серебристый карп, то они при появлении Тоуда начинали метаться и впадали в панику. Горностаи, эти трусливые и вероломные твари, просто прятались при его приближении и еще полчаса после этого не выходили из своих укрытий.

Естественно, Тоуд, как всегда, не обращал никакого внимания на подобные мелочи. Во-первых, он наслаждался жизнью, а, во-вторых, думал кое о чем поважнее! Ведь новый катер открывал перед ним неведомые доселе возможности.

Поначалу он никак не мог освоить повороты, беспомощно виляя от берега к берегу, разбрызгивая ил и круша тростник. Дважды, несмотря на все его старания, катер, весь в иле и водорослях, вынесло на берег кормой вперед. Наверное, для всех заинтересованных лиц было бы лучше, если бы тем дело и кончилось. Но мотор у катера оказался таким мощным, управление — таким легким, а наш влюбленный — таким непоколебимым в своей решимости воссоединиться с любимой, что все эти неприятности не надолго его задержали. Тоуд показал себя хоть и нетерпеливым, но очень старательным учеником.

Очень скоро он научился резко увеличивать скорость, подплывая к новому повороту петляющей реки, и с боевым кличем «И-и!» вписываться в поворот, а выходить из него с кличем «У-у!».

Скоро это ему наскучило, и он попробовал катер на более высоких скоростях, не обращая никакого внимания на обезумевших от страха диких птиц и огромные волны, бегущие от катера к берегу. Но и это приелось, и тогда он нашел другое развлечение: сначала притормозить, а потом вдруг решительно рвануть вперед. Но в конце концов даже такое интересное занятие перестало забавлять Тоуда.

Проявляя все большую изобретательность, Тоуд попробовал рулить одной рукой с закрытыми глазами, потом — стоя на одной ноге и едва касаясь руля одним или двумя пальчиками. Затем, достигнув вершины балетного искусства, Тоуд отпускал руль, выделывал несколько пируэтов и лишь в последний момент снова за него хватался…

— Ур-ра! Ур-ра! — кричал он. Стоя на одной ноге и зацепившись за руль другой, чтобы править и держаться самому, Тоуд наклонился над водой, проносившейся под ним на бешеной скорости. — Ур-ра! И-и! У-у!