Народное творчество (Фольклор) - Волшебный конь: арабские сказки

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018

Однажды калиф Гарун-аль-Рашид сидел в своём дворце, погружённый в глубокую печаль, хотя и сам бы не мог объяснить причину подобного настроения. В это время к нему явился великий визирь Джафар. Он почтительно остановился и, лишь убедившись, что калиф его не замечает, осмелился первым заговорить с ним.

– Повелитель, – сказал он, – да будет позволено мне спросить, что за причина этой странной грусти, которая обычно чужда твоей натуре?

– Я и сам не знаю, что так повлияло на меня, – отвечал калиф, словно очнувшись от сна. – Если ты не пришёл по какому-нибудь делу, то придумай что-нибудь, что могло бы развлечь меня.

– Государь, – отвечал Джафар, – я пришёл сюда напомнить тебе о том, что ты соизволил лично следить за порядком в столице и окрестностях. Быть может, это послужит лучшим средством, чтобы рассеять тучи, омрачающие чело моего повелителя.

– Отлично! – воскликнул калиф. – Я со-всем забыл об этом дне; ступай же переодеться, а я тоже приготовлюсь к дороге.

Они переоделись купцами и, никем не замеченные, вышли через тайную калитку дворцового сада. Везде царили спокойствие и порядок, и калиф, видя, как усердно исполняются его приказания, мало-помалу стал приходить в лучшее настроение. Так незаметно они дошли до реки Евфрата, прошли мост и в конце его набрели на слепого старика, который попросил у них милостыню. Калиф тотчас же достал золотую монету и протянул нищему, но, к его удивлению, тот схватил его руку и воскликнул с мольбой:

– Кто бы ты ни был, сострадательный господин, не откажи мне в милости, о которой прошу тебя: дай мне пощёчину, иначе я не могу взять твоей монеты. Поверь мне, я вполне заслужил такого наказания и даже ещё большего.

И с этими словами слепой нищий выпустил руку калифа, чтобы тот мог угостить его желаемой пощёчиной, но в то же время ухватился за полу его платья, чтобы не дать ему уйти.

– Вот странная просьба! – воскликнул поражённый калиф. – Не могу же я так поступить с человеком, которому хочу помочь!

Он хотел было уйти, но слепец ещё крепче ухватился за его платье и не выпускал его.

– О господин! – взмолился он ещё раз. – Если ты не исполнишь моей просьбы, то я должен буду отказаться от твоей милостыни, потому что я дал обет не принимать ничего от других, не получив предварительно пощёчины.

Тогда калиф, чтобы отвязаться от надоедливого нищего, дал ему лёгкую пощёчину и, осыпаемый его благословениями, пошёл дальше; но, сделав несколько шагов, заметил своему визирю:

– Интересно, что побудило этого чудака дать такой странный обет. Вернись к нему и вели ему завтра после обеда явиться во дворец.

Джафар поспешил исполнить приказание своего повелителя, после чего оба продолжали свой путь уже без особых приключений. Только возле дворца калиф заметил новое великолепное здание. От одного из прохожих они с визирем узнали, что имя владельца – Коджа-Гассан, по прозванию Альхаббал, что означает верёвочный мастер, так как он раньше занимался верёвочным ремеслом и жил в большой бедности. Лишь недавно неизвестно каким образом он разбогател и выстроил себе этот великолепный дом. Заинтересованный калиф приказал передать Кодже-Гассану, чтобы тот также явился на следующий день во дворец.

На другой день слепец и Коджа-Гассан явились во дворец в назначенное время, и по приказанию калифа слепец рассказал следующую историю:

– Повелитель, меня зовут Баба-Абдаллах, а родился я в Багдаде. После смерти родителей я получил маленькое состояние и благодаря своему труду и прилежанию вскоре значительно приумножил доставшееся мне наследство. Я стал обладателем восьмидесяти верблюдов, с которыми я нанимался к купцам для перевозки их товаров. Однако вечно мучился желанием разбогатеть ещё больше. Эта-то жадность меня и погубила.

Однажды, сдав в Бальсоре порученный мне купцами груз, я возвращался домой. День был жаркий, и, заметив недалеко от дороги прохладную рощицу, я решил дать небольшой отдых и себе, и своим верблюдам. Скоро ко мне присоединился старый дервиш, шедший пешком из Бальсоры. Мы познакомились и мало-помалу откровенно разговорились о своих делах. И дервиш рассказал мне, что здесь неподалёку находится место, где спрятано такое громадное сокровище, что если бы им нагрузить всех моих восемьдесят верблюдов, то и тогда трудно было бы заметить его уменьшение. Слова дервиша и поразили меня, и привели в неописуемый восторг. Я воскликнул с жаром: «Добрый дервиш, я ведь вижу, что тебя мало интересуют блага сего мира: зачем же тебе скрывать тайну этого сокровища? Ты один, и потому тебе оттуда много не унести. Покажи мне место, где они лежат, и я нагружу ими своих верблюдов, а в благодарность за оказанную услугу я подарю тебе одного из навьюченных верблюдов».

Конечно, моё предложение не отличалось щедростью, но моя жадность уже успела так разгореться, что мне жаль было расстаться даже с одним верблюдом. Однако дервиш, по-видимому, не был возмущён моей скупостью; он только кротко заметил мне: «Брат мой, ты сам должен понимать, как незначительно то, что ты предлагаешь мне, по сравнению с тем благодеянием, которое я могу оказать тебе. Выслушай же мои условия: я поведу тебя туда, где скрыто сокровище, и мы вместе нагрузим твоих верблюдов золотом и драгоценными камнями, но зато потом ты должен будешь уступить мне половину их с грузом. Ты сам видишь, что мои условия очень умеренны: ведь если ты мне уступаешь сорок верблюдов, то я взамен доставляю тебе столько богатств, что ты сможешь приобрести тысячу других».

Я понимал, что дервиш прав, и всё-таки мне было жаль отказаться от половины сокровища, на которое я уже смотрел как на свою собственность. Но спорить не приходилось: дервиш мог рассердиться и оставить меня ни с чем. Поэтому я скрепя сердце принял его условие, и мы отправились в путь.

Наконец мы пришли в долину, окружённую высокими горами.

«Вот мы и пришли, – сказал дервиш, – теперь заставь своих верблюдов лечь на землю, чтобы их легче было навьючить, а я пока займусь приготовлениями».

Я исполнил его приказание и стал смотреть, что будет дальше. Дервиш между тем набрал сухих веток, развёл огонь и, бросив в него благовонные травы, произнёс какие-то непонятные слова. В ту же минуту поднялся густой дым, а когда он рассеялся, я увидел в скале напротив высокую двустворчатую дверь, которой прежде не было видно.