Лучано Мальмузи - Неандертальский мальчик, или Большой поход

Мы разбили лагерь посередине обширного плато, и каждое утро дедушка Пузан уходит на разведку в боковые долины, прихватив с собой кого-то из нас. Дни, однако, проходят, а, если не считать каких-то козочек, нам ничего интересного не встретилось.

Сегодня утром Рысь заметила какие-то странные следы и сразу же позвала дедушку Пузана.

Старик выпучил глаза и запрыгал, как сумасшедший.

— НАШЛИ! НАШЛИ! — завопил он. — Это он! Это точно он!

— Ты уверен, дедушка? Это случайно не бизон?

— Проклятье, Неандертальчик, по-твоему, я выжил из ума? Всю жизнь я мечтал увидеть именно эти следы. Говорю тебе: это — длинношерстный носорог, даже целая семья носорогов… самец, судя по глубине отпечатков, весит по меньшей мере пять медведей.

— Де… дедушка, не позвать ли нам остальных? — заикается Щеголек.

— М-м-м… наверное, ты прав. Из этой долины ему не уйти. Она, насколько мне помнится, заканчивается крутым обрывом. Да, он попался. Но надо действовать осторожно.

— Что ты задумал? — интересуюсь я.

— Видишь ли, мы не сможем убить копьями такого крупного зверя, — рассуждает наш учитель. — Применим огонь. Молния, беги зови остальных да скажи, чтобы готовили факелы.

— Всех позвать? — спрашивает староста.

— Девочки пусть останутся присмотреть за лагерем, а мальчиков захвати с собой всех. — Потом, вспомнив встречу с тигрицей, спохватывается: — Нет, не всех… Кротика не надо.

Молния убегает вприпрыжку, а мы с бесконечными предосторожностями углубляемся в долину.

Мы идем весь остаток дня и на закате, как раз на фоне багрового солнечного диска, видим его.

Большой, могучий, уверенный в себе стоит на кромке обрыва зверь, ради которого мы проделали весь этот путь и преодолели столько опасностей.

Какой огромный самец! Время от времени он поднимает голову, принюхивается, но мы, к счастью, подошли с подветренной стороны.

Дедушка Пузан падает на колени, хватает горсть земли, посыпает себе голову.

Рядом с ним Уголек уже вовсю рисует.

Момент такой торжественный, что слезы подступают к глазам. Смотрю на гребень горы: большой носорог, нагнув голову, гонит прочь самку и детенышей.

И остается наверху один.

— Наверное, он нас заметил и отправил семью в безопасное место… — шепчет учитель.

— А… сам он не убежит?

— Нет. Он примет на себя удар и даст время своим укрыться.

Снова смотрю на могучий силуэт, уже почти слившийся с темным гребнем горы, и в сердце закрадывается какое-то неведомое доселе чувство: жалость… возможно, восхищение.

Тем временем подходят остальные.

— Теперь тихо, — командует дедушка Пузан и в мгновение ока зажигает огонь. — Вы знаете, что нужно делать, — прибавляет он.

Мы зажигаем факелы и, растянувшись полукругом по всей долине, медленно наступаем.

Тень исчезает с гребня.

Мы переваливаем через хребет и оказываемся в таком ущелье, что даже снежному барану не взобраться по его крутым склонам. Ниже, должно быть, расположена еще одна долина, потому что между скал задувает ветерок, и в эту долину ведет обрывистый спуск.

Ущелье сужается, теперь мы идем, теснясь, по тропе, высоко подняв горящие факелы.

Впереди нас, наверху, в тени деревьев, растущих на краю обрыва, укрылся большой носорог. Мы слышим, как он фыркает, как бьет копытами по земле — то же самое делают бизоны, когда собираются нападать.

Однако мы знаем, что носорог нападать не будет!

Он напуган движущимися огнями, он отступает — еще немного, и рухнет в пропасть. Мы дождемся зари, спустимся не спеша, сдерем с него драгоценную шкуру… отпилим огромный, обладающий волшебными свойствами рог.

И наконец-то сможем вернуться домой.

Вот она, перед нами, долгожданная добыча.

Покрытая шерстью грудь содрогается, комья грязи разлетаются из-под копыт, но шаг за шагом зверь отступает. Он уже почти на краю обрыва, мы подошли так близко, что можем разглядеть его всего, в мельчайших подробностях.

Зверь полон страха и ярости.

Он вдруг поворачивает ко мне свою большую голову, и я, стоя в нескольких шагах, гляжу как завороженный в его зрачки.

Там отражаются наши факелы, наши лица, мое лицо…

Я опускаю свой факел, бросаю его себе под ноги. Топчу, пока не гаснет последняя искра…

Дедушка Пузан, ошеломленный, глядит на меня, утратив дар речи.

Умник глядит тоже; улыбается, бросает факел и растаптывает его.

За ним — Молния. Буйволенок — тоже. Потом и остальные, один за другим, гасят факелы.

Только дедушка Пузан поднимает свой высоко к небу. Мы готовы к вспышке ярости, к бешеным воплям. Но учитель стоит неподвижно, не сводя глаз с большого носорога.

Вокруг — полная тишина. Старик вздыхает и тоже роняет факел. Последние искры гаснут, все погружается в темноту. Только луна едва освещает лежащую внизу долину. Теперь, когда погас пугавший его огонь, большой носорог накинется на нас, и…

Несколько секунд, которые кажутся нескончаемыми, носорог продолжает смотреть на нас.

Потом, темный, массивный, медленно двигается с места, проходит мимо нас и скрывается в ночи. Поравнявшись со мной, поворачивает голову, его длинный острый рог устремлен прямо на меня…

«Сейчас проткнет меня насквозь», — думаю я.

Непроизвольно протягиваю руку и дотрагиваюсь до рога — он бархатистый на ощупь, как шкурка бурундука.

Так проходят секунды, и единственное, что я вижу, — это маленький влажный глаз, в котором отражается луна.

Наконец по небу проплывают облака, и большой носорог скрывается в темноте, словно бы его и не было, словно он всего лишь приснился нам.

Мы уже вступили на тропу, которая ведет к стойбищу. Идем гуськом, веселые и беззаботные, распевая победную песнь:

Мы остановились в березовой рощице, забрали Медвежонка и Попрыгунью; олененок подрос и бежит за мамой-оленихой, которая послушно идет следом за Медвежонком.