Александр Афанасьев - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 1

На женевское издание в литературе высказывались две крайне противоположные точки зрения. Одна из них выражена Ю. М. Соколовым [1007](ее в принципе придерживаются фольклористы), другая А. И. Гуковским [1008].

Соколов справедливо отмечал: «Резкая социальная сатира, с одной стороны, а с другой — крестьянская прямота и откровенность, не стеснявшаяся самых натуралистических картин и грубых выражений, делали невозможным появление книги в русской печати» [1009].

Совсем по-иному подошел к оценке сборника «Заветные сказки» А. И. Гуковский [1010]. Он начисто отрицал за ним какое-либо общественно-научное и литературное значение, утверждая, что народный характер этого сборника «по меньшей мере сомнителен», а включенные в него сказки, «во всяком случае, немалая их часть родилась в лакейской, а не в крестьянской избе».

Убедительным возражением этому является предисловие к женевскому сборнику, имеющее своим эпиграфом афоризм, приписываемый английскому королю Эдуарду III и ставший девизом основанного им ордена рыцарей Подвязки — «Honny soit qui mal y pense» (Пусть будет стыдно тому, кто об этом дурно подумает): «Эротическое содержание заветных русских сказок, не говоря ничего за или против нравственности русского народа, указывает просто на ту сторону жизни, которая больше всего дает разгула юмору, сатире, иронии... Отдел сказок о так называемой народом «жеребячьей породе», из которых мы приводим только небольшую часть, ярко освещает и отношение нашего мужичка к своим духовным пастырям и верное понимание их» [1011].

Острые антипоповские и антицерковные «заветные» сказки Афанасьева, являясь весьма характерными для русского народного репертуара, имеют немало общего со сказками оставшегося неопубликованным сборника, — «Поп и монах как прямые враги народа», который в целях пропаганды [1012]составил И. Г. Прыжов, активный участник революционного движения 60-х годов, и тоже имели злободневное значение.

Пометка Афанасьева на рукописном сборнике «не для печати» означала, что он не может быть издан таким образом, как «Народные русские сказки» с ориентацией на широкого читателя. При этом собиратель исходил не только из цензурных условий, но и из собственных соображений и общепринятых этических норм. Эти три фактора в своей совокупности и преградили доступ сборника в его целостном виде в печать, что, однако, не исключало, что многие сказки из него свободно могли быть введены в широкий читательский оборот, если бы не цензурное вето.

Утверждения А. И. Гуковского о том, что цензура была «не слишком строга, когда в литературе появлялись насмешки над сельским попом», не выдерживают критики, поскольку идут явно вразрез с историческими фактами [1013].

Нам представляется, что на создание сборника «Заветные сказки» большое влияние оказало известное письмо Белинского к Гоголю, охарактеризованное В. И. Лениным как «одно из лучших произведений бесцензурной демократической печати» [1014]. В рукописи письмо ходило по рукам, и можно не сомневаться, что оно было известно Афанасьеву, страстному библиофилу, тесно связанному с передовыми кругами московского общества.

Отмечая, что «гнусное русское духовенство... находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа», Белинский продолжал: «Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, холуханы, жеребцы? — Попов. Не есть ли поп на Руси, для всех русских, представитель обжорства, скупости, низкопоклонства, бесстыдства?» [1015].

Впечатление о жизни и быте представителей духовенства и неприязненно-враждебном отношении к нему народа Афанасьев вынес с раннего детства, когда проходил «школу» двух попов Иванов и являлся невольным свидетелем сцен их пьянства, повседневных семейных ссор и побоев, «поповской жадности, обращенной на прихожан (пригородных мужиков)». Неприязненное и, более того, враждебное отношение Афанасьева к барам-крепостникам, церкви и духовенству, с достаточной четкостью и определенностью выраженное во многих его статьях, письмах и «Дневнике», закономерно привело его к созданию сборника «Русские заветные сказки».

Иного рода ответвление основного собрания Афанасьева, чем этот сборник, представляют «Народные русские легенды». Некоторые сюжетные типы сказок-легенд имеются и в данном сборнике, и в сборнике «Народные русские сказки». Легенды, вошедшие в специальный сборник Афанасьева, были записаны в тех же русских, украинских и белорусских губерниях и в ряде случаев теми же собирателями (самим Афанасьевым, Далем, Якушкиным, Киреевским, М. Дмитриевым и др.), что и тексты главного сказочного сборника. Некоторые легенды были взяты Афанасьевым из старинных рукописных памятников.

В легендах о святых Афанасьева особенно привлекало причудливое смешение христианских представлений с языческими и яркое отражение сквозь их призму социальных воззрений и чаяний крестьянских масс. Целый ряд опубликованных им легенд отличался острой социальной направленностью и был проникнут антицерковным духом. В предисловии к сборнику и в примечаниях Афанасьев подчеркивал значение легенд не только как источника познания духовной жизни народа, но и как художественных произведений. Он отметил, например, что в некоторых легендах выступает в ярких чертах народный юмор, и обратил внимание на особенности трактовки русскими народными рассказчиками отдельных образов: «...в большей части русских сказок, в которых выведен на сцену нечистый дух, преобладает шутливый сатирический тон. Черт здесь не столько страшный губитель христианских душ, сколько жертва обманов, плутовства сказочных героев» [1016].

После смерти Афанасьева вышло пять полных изданий «Народных русских сказок» (1873, 1897, 1913, 1936—1940, 1957) и многократно печатались книги избранных его сказок [1017]. Перевод 41 сказки на английский язык был издан в Лондоне в 1873 г. ( Ralston W. R. S. Russian Folk-Tales). С тех пор вышло много научных изданий афанасьевских сказок на иностранных языках [1018]. Самыми полными и распространенными из них являются нью-йоркское издание на английском языке 1945 г. в переводе Н. Гутермана, с послесловием и комментариями Р. Якобсона (Russian fairy tales, 186 текстов), туринское на итальянском языке 1955, 1973 и 1975 гг. в переводе Г. Вентури (Antiche fiabe ruse. Raccolte de A. N. Afanasjev, 246 текстов), венское двухтомное на немецком языке 1906 и 1910 гг. в переводе Анны Майер (66 текстов из сборника Афанасьева), штутгартское 1960 г. в переводе Ингрид Тинцман и Христины Коллер, с примечаниями Ф. Фишера и послесловием Д. Чижевского («Der Feuervogel. Märchen aus dem alten Russland» — сказки сборника Афанасьева преимущественно и из других сборников). Из имеющих научное значение французских сборников русских сказок наибольшее количество текстов основного собрания Афанасьева (22) содержит парижский Э. Хинса 1883 г.