Вадим Фёдоров - Обыкновенные волшебные часы

Но самым странным и самым потрясающим были не детали этой необычной комнаты. Самым неожиданным и ошеломляющим было то, что на полу её спокойно сидел старый человек в лохмотьях. Он невозмутимо рылся в горке съестных отбросов, которую непрерывно пополнял двигавшийся мимо мышиный поток. Мышки почтительно складывали эти более чем скромные дары площадей, улиц и базаров большого мира и поспешно убегали. Длиннейшая борода человека тянулась от его подбородка к механизму городских часов, исчезая в шестернях и колёсах. С первого взгляда было ясно, что, заклинив ходовой механизм, борода намертво застряла в часах, удерживая её обладателя точно на привязи. Первой опомнилась Кошка Машка.

— Профессор Фуул, если не ошибаюсь? — осведомилась она медовым голосом.

— Вы необычайно проницательны для такой милой кошечки, — весело ответил старик и, быстро поднявшись, поклонился. — Профессор Фуул к вашим услугам, сударыня.

Потом он выпрямился и, обратившись в нашу сторону, сказал с улыбкой:

— Неужели благоверные горожане осмелились нарушить заповедь Величайшего и разобрали вход в башню?

— Нет, профессор Фуул, — ответил я. — Просто мы проникли сюда через подземный ход, сооружённый вами.

— Остроумно, весьма остроумно, — одобрительно произнёс старый профессор. — Как же вы отыскали ход?

— Представьте себе, довольно просто. Нас привели сюда выдрессированные вами мыши. Немного наблюдательности и предприимчивости — и мы отыскали вас.

— Действительно, просто до смешного! — радостно воскликнул профессор Фуул. — Положительно, наш народ заметно поумнел за последние двадцать лет!

— Возможно, вы и правы, профессор Фуул, — мягко заметила Кошка Машка, — но мы чужестранцы.

— А-а-а! — глаза профессора Фуула просияли. — Тогда всё остаётся на своих местах. — И он радостно и возбуждённо потер руки.

— Если я не ошибаюсь, — спросил я, обращаясь к старому профессору, — вы уже двадцать лет находитесь в этой башне?

— Ровно двадцать, сударь. Двадцать лет назад ваш покорный слуга, сгорая от любопытства, попал, наконец, в эту башню, пытаясь проникнуть в тайну вечной работы часов. И когда я наклонился, чтобы получше рассмотреть их механизм, моя борода, тогда ещё не слишком длинная и едва доходящая мне до колен, попала в поворачивающуюся шестерню. Почувствовав грозящую мне опасность, я, рванулся, но, увы, было поздно. Напрасно я тянул свою бороду к себе, проклятые колёса часов подтягивали меня все ближе и ближе к работающему механизму. Признаться, я думал, что уже погиб, и даже перестал сопротивляться, представив, какой ужасной смерти я обрёк себя из-за простой небрежности. Но вдруг часы скрипнули и остановились, запутавшись в моей бороде. С тех пор я сделался их узником…

— Чёрт возьми! — вскричал Трик-Трак. — Но мы вам поможем!

— Не думаю, мой друг, не думаю. Вряд ли вам удастся освободить мою бороду. Хотя теоретически такую маловероятную ситуацию допустить можно.

— Но, дорогой профессор Фуул, если нельзя освободить вашу бороду, то я могу освободить вас от бороды! Бороды — это моя специальность! Ведь я — брадобрей! — И, не мешкая ни секунды Трик-Трак выхватил ножницы и, подбежав к профессору, одним махом отхватил ему бороду.

Далее произошла душераздирающая по эмоциональному накалу сцена, участниками которой были профессор Фуул и наш Трик-Трак. Старый профессор упал на грудь нашего мужественного друга и залил её слезами благодарности.

— О, мой избавитель! Клянусь бородой, стоило двадцать лет просидеть на цепи, чтобы дожить до такого часа! О, правый край моего сердца! О, лучший из благороднейшей профессии на земле! «О…» и так далее и тому подобное. Через полчаса оба, профессор Фуул и Трик-Трак, обессиленные и счастливые, сели, обнявшись, да самую верхнюю ступеньку башенной лестницы, и старый учёный поведал нам историю своей жизни. Вот она.

— Я родился в доме, с которым вы уже познакомились. Это самый близкий дом к городской башне, и поэтому из всех жителей города я живу ближе всех к чуду, которым по праву гордится народ моей страны. Разумеется, я имею в виду городские часы, сделанные Величайшим. Ещё в детстве я обнаружил в себе склонность к точным наукам, и в двадцать пять лет лучший университет страны утвердил меня в звании профессора. Но меня волновали не столько точные науки, сколько загадка вечного хода городских часов. Признаюсь, что и мои познания в точных науках были направлены на решение проблемы вечного движения. Целые ночи напролет я просиживал над учёными книгами, пока, наконец, не утвердился в мысли, что Величайший всё-таки придумал «перпетуум-мобиле» — вечный двигатель — и на его основе запустил часовой механизм.

Ах, мои друзья, хотя вы не имеете отношения к очень точным наукам, но и вам должно быть понятно, какие последствия для человечества имело бы создание вечного двигателя. Все законы термодинамики разлетаются при этом в прах. На земле воцаряется безмятежная картина всеобщего изобилия и счастья. Всё делается доступно человеку.

И вот решение этой задачи таилось в башне, находящейся рядом с моим домом! Тайна была надёжно укрыта от людского глаза непроницаемыми каменными стенами и непререкаемыми заветами Величайшего. Я считал, что это глупо. Глупо потому, что ради прихоти, пусть даже Величайшего из людей, скрывается от человечества средство сделать его счастливым. И тогда я поклялся себе любой ценою проникнуть в тайну вечного хода городских часов. Для достижения этой цели я покинул университет, вернулся домой и, сделав необходимые расчёты, принялся рыть подземный ход, соединяющий мой погреб с городской башней.

О-о, я все предусмотрел и все продумал. Вы знаете, как остроумно я решил проблему удаления земли, которая накапливалась в моём погребе? Я развёл оранжерею и начал продавать чудесные орхидеи в горшочках с землёю, которую брал из погреба. На одну половину вырученных денег я существовал, а на вторую — закупал горшочки и необходимые для землекопа орудия и снаряжение. Я строил подземный ход целых двадцать лет и всю землю, извлечённую из башни, распродал с орхидеями на городском базаре! Наконец, я докопал до каменной кладки башенного пола и, разобрав её, использовал кирпич для облицовки своего подземного хода. Мне было уже около пятидесяти лет, когда я проник в башню, скрывавшую тысячелетнюю тайну. И как всегда бывает при больших замыслах, меня погубил пустяковый случай. За двадцать лет работы под землёй у меня отросла длинная борода. Я не придавал этому никакого значения. О, я даже слегка гордился ею, так как борода была пышной, красивой и почти доходила до колен. Благодаря ей меня все считали глубоким стариком, и это было удобно, так как моему внезапному исчезновению никто бы не придал особого значения полагая, что я попросту где-то скончался. Кроме того, из-за такой необычной бороды многие считали, что я свихнулся, и мои прежние коллеги даже перестали приглашать меня вернуться в университет. Я всем заявил, что остаток жизни решил посвятить разведению орхидей, и скоро все знакомые оставили меня в покое. Я был в восторге, что моя хитрость удалась, и предвкушал увидеть их лица, когда мне посчастливится изумить мир, разгадав тайну вечного двигателя.