Елена Чудинова - Гардарика (историческая сказка)

— Погоди, княжна, — сказал я. — Кабы Ярослав, обнаружив пропажу, не подумал на кого зря…

— А не подумает — я сама признаюсь, — гордо вскинув голову, ответила Анна. — Да объясню еще, зачем! И пусть гневается — не боюсь — его я дочь или чья? Скачите, скачите же!

Мы вскочили в седла и поехали…

Ворота, разделявшие княжеский дворец с городом, были на запоре… Я, не спешившись, ударил по ним.

— Кого нелегкая? — грозно окрикнул гридень сверху. — До утра!

— Печать Великого князя! — крикнул я в ответ. — Спустись да отворяй!

Заскрипела лестница: страж медленно спускался по ней с плошкой-светильником в руке. При слабом ее огоньке ярко сверкнул перстень.

— Проезжайте!

Выехав за ворота, мы проскакали через площадь, свернули по широкой улице к Боричеву ввозу. Белые двухэтажные дома по обеим сторонам чернели высокими окнами. В чьей-то библиотеке светились три окна — одни на всей улице… Чем занят тот усердный книжник, который, на мгновенье подняв голову от свитка, подивится топоту в неурочный час и тут же забудет об этом?.. Ведь невдомек будет ему, что не с княжьим, неотложным до утра, поручением спешат верные слуги, а беглецы спасаются бегством.

Перегороды улиц… Последние — городские — ворота…

— Печать Великого князя Ярослава!!

Всю ночь мы провели в седлах, стремясь как можно дальше отъехать от Киева… Невеселые мысли обуревали меня в этой ночной скачке! Могучий Ярослав — отныне мой недруг. У кого же искать помощи теперь? Суждено ли мне когда-нибудь вернуться законным хозяином в Ведов?

Изгнание. Что может быть горше этого слова?

Ночная мгла меж тем рассеивалась. Воздух светлел. Слабо проступили из него дневные краски листвы и трав. Вот-вот начнет наливаться рассветным румянцем небесная твердь.

— А помнишь ли ты, rex Владимэр, как сам Малескольд, в юности своей изгнанный с отчего стола братом своим Святополком Окаянным, бежал за помощью к вольным новгородцам? А еще ранее Господин Великий Новгород помогал отцу его — Крестителю Руссии?

— Ты угадал мои мысли, Эдвард Эдмундович. Мне не к кому обращаться, кроме как к вольным новгородцам. Но ты, однако, бледен как смерть: бессонная ночь тебя утомила. Спешимся!

Мы расположились под раскидистым дубом. Волвич привязал, осмотрев, двух коней, а третьего повел под-узцы к небольшой, вьющейся внизу речке. Эдвард небрежно бросил свой синий аксамитовый плащ между узловатых мощных корней и прилег. В следующее мгновение, взглянув на него, я увидел, что он глубоко и крепко спит: особенно бледное на фоне темно-зеленого его наряда лицо было обращено к по-утреннему светлому небу, бледно-алые губы приоткрылись в слабом дыхании, тонкая рука, видимо — случайно, застыла, коснувшись рукояти меча…

…Республика Новгородская. Много доводилось мне слышать о ней, в великолепии своем не уступившей бы и республике древнего Рима, прославленной языческими историками. Торговые гости новгородские путешествуют едва ли не на край света. Горды новгородцы богатством своим: и в Киеве, и в Чернигове, да и в Ведове моем и князьям считается постыдным богато одеваться… В Новгороде же — ни одна простая горожанка не выйдет за ворота без драгоценных серег и ожерелий… Бог им судья в гордости их непомерной. Но зато и смелы новгородцы, охочи биться за правое дело…

Значит в Новгород отправимся мы сегодня?

— Не новгородская, а твоя земля поможет тебе, княже.

Я вздрогнул. Передо мной стоял Волвич — я и не заметил, как напоил он всех коней и вернулся к дубу.

— Вот как — стало быть, ты читаешь мысли, волхвов посланец… Но что хотел ты сказать этим?

— Тебе надобно скакать не в новгородскую, а в свою землю. Едва нога твоя ступит на землю княжества Ведовского, как ты получишь столько рати, сколько понадобится тебе, чтобы выгнать Глеба.

— Мне неясен смысл твоих речей. Неужели не понимаешь ты, что Глебовы наемники схватят меня прежде, чем я успею набрать верных мне людей?

— А разве только над людьми по праву рождения стоишь ты князем, Владимир Ростиславич? Люди — твои подданные, ибо живут они на твоей земле. Но разве только люди живут на ней, княже?

Я встретился взглядом с желтовато-серыми, близко посаженными глазами Волвича, и на мгновение мне стало по-настоящему жутко…

Теперь я понял, кем был данный мне волхвом страж.

После полудня князь Эдвард проснулся.

— Странный сон привиделся мне, rex Влэдимэр, — сказал он, приподнимаясь на локте. — Мне снился старый сад, обнесенный высокой и и темной каменной стеной, это была старая стена — между камней ее проступал мох. В саду росли могучие дубы — такие, как этот. Их сплетающиеся кроны были так густы, что в саду царил полумрак. Под одним из дубов стояла широкая каменная скамья, окруженная кустами черных роз. И на этой скамье, с четками в руках, сидела девушка лет девяти. На ней был темно-синий плащ, отороченный коричневым мехом: в Руссии не носят плащей такого покроя. Капюшон его был накинут на голову, так, что бросал легкую тень на бледное печальное лицо, обрамленное черными волосами. И я почему-то знал во сне, что эта девушка — моя сестра лэди Ингрин, которую я видел последний раз совсем малюткой. А потом мне снилось и вовсе странное: из темной аллеи вышел и приблизился к ней ты, rex… И ты также был одет не по русскому обычаю, а лицо твое было печально. И вдруг я увидел, что Ингрин в слезах закрывает лицо руками, а когда она отнимает руки от лица, то это лицо — уже не лицо девятилетней, а прелестное и радостное лицо шестнадцатилетней девушки. Я смотрю на тебя — и перед взглядом моим уже не ты — а высокий и широкоплечий молодой воин, похожий на тебя… А дальше все затуманилось, и я пробудился ото сна.

— Ты почти не рассказал мне о своей сестре, Эдвард Эдмундич, — сказал я, передавая ему флягу с водой (Волвич раскладывал тем временем на кожаном небольшом мешке нехитрую походную снедь — сухари и вяленое мясо) — где она, и что с ней?

— Тебе ведомо, rex, что у могучего и славного Эдмунда Айронсайда было двое детей, — отвечал Эдвард со вздохом. — Я и лэди Ингрин. Канут, захвативший отцовский трон, хотел под корень уничтожить наш род, еще более хотела этого жена его Эмма. Мне и малютке Ингри грозила неминуемая и жестокая смерть, если бы ни верный отцу датчанин Вальгар, который вынес нас из замка и бежал со мной в Данию. Вальгар не мог унести нас обоих — его разыскивали на всех отходящих кораблях — но разыскивали человека с двумя детьми. Вальгар не решился подвергать риску меня — наследника трона, или, как говорите вы, стола. Поэтому он укрыл Ингри в стенах монастыря святого Юлиана: монастырь этот оставался втайне верен Эдмунду. Она и сейчас должна находиться там… Если она жива, и если ничего не случилось — я много лет не получал никаких вестей… Но трапеза наша, однако, окончена, и кони отдохнули. Нам пора в путь, в Новгород, rex Влэдимэр!