Дмитрий Щеглов - Княжна Анастасия

– Потом попрошу Анастасию, пусть поможет, – решила она.

В это время через калитку со своего огорода на прогулку вышел соседский мальчик Сережа. Алена вдруг покраснела и быстренько с ладошки пересадила Анастасию на плечо, в ямочку между шейкой и ключицей. А Сережа подошел и спросил:

– Алена, хочешь я тебе ежика подарю?

– Зачем он мне?

– У тебя ежик будет, а у Светки не будет.

– Не надо мне твоего ежика. Можешь подарить Светке. Я ухожу домой, – сказала Алена и повернулась к Сереже спиной.

– Ты же только что вышла гулять. Бант два часа завязывала, у меня аж бинокль запотел.

– Ах, так ты за мной еще и подглядывал?

– Нужно было мне подглядывать, я на вашего кота Турку смотрел, как он с кухни на крышу что– то тащил.

– А откуда ты знаешь, что я бант завязывала?

Ну, ты так долго стояла перед зеркалом, я подумал, может мультики смотришь? Включил телевизор, а там ничего нет. Давай пруд, обойдем, – Сережа сменил тему разговора, – я покажу место, где я ежика нашел.

– Я с тобой не играю, – сказала Алена и свернула от пруда к своему огороду.

– Я тебе его все равно подарю, – закричал ей вслед Сережа.

А Анастасия выглянула из-за воротника, посмотрела вслед Сереже и, вздохнув, сказала:

– Не нужен он мне со своим ежиком, будет еще в бинокль подглядывать. Пусть один гуляет, – ответила Алена, а Анастасия засмеялась:

В это время Алена украдкой смахнула со щеки слезинку.

Алена с Анастасией и следом Карай прошли через калитку в сад-огород и уселись под яблоней на скамейку. Алена поставила рядышком Анастасию, напротив улегся, Карай. Анастасия, оставайся с нами навсегда, – предложила Алена, – дедушка с бабушкой будут рады.

А Анастасия подумала и спросила:

А Карай, забыв нанесенную обиду, ткнулся осторожно в Анастасию и заговорил человечьим языком:

Карай был счастлив от того, что смог, наконец, заговорить понятным, человечьим языком, что Алена с Анастасией его внимательно слушали, а самому себе он казался благородным рыцарем, который в честном поединке с сороками спас эту маленькую волшебную пигалицу, а теперь еще пригласил ее к себе на постоянное жительство. От избытка переполнявших его чувств он хотел лизнуть Анастасию, но та взобралась быстренько на коленку к Алене и оттуда обратилась к ней:

Алена ничего не сказала Анастасии, не знает же она, что Алёну вынянчил, Карай. Когда она была маленькая и лежала в кроватке или колясочке, Карай всегда находился рядом, и, как только она заплачет, тащил к ней бабушку или маму. А теперь ему в благодарность показывать палку. Нет, он обидится и отвернётся от неё. Карай хороший, ему не палку надо показывать, а сахарную косточку дать. Могла бы Анастасия, если ей и правда триста лет, знать об этом. А может, все триста лет она знала только плохих собак, и они, как сороки – драконы, хотели платье на ней порвать и только кусали ее. Бедная Анастасия. Алена спрятала ее у себя на плече, и они вошли в дом.

А там шло разбирательство. Дед Пантелей с бабой Дусей ругались: кто-то стащил со стола рыбный пирог и вылизал все тарелки. Дед утверждал, что это мог сделать только Карай, а бабушка, наоборот, говорила, что пес не мог позволить себе переступить порог кухни, а во всем виноват кот Турка. У котов порода воровская, – утверждала баба Дуся, – а пес – он как солдат, всегда на службе.

Каждый из них остался при своем мнении. Дед повернулся и ушел в сад к пчелам.

– Баба, я кушать хочу, – сказала Алена.

– Проходи, моя радость, проходи, чадо, сейчас подам.

Анастасия, удобно устроившись в ложбинке, на плече Алены, стала смотреть, чем же будут кормить Алену, а чтобы бабушка не заметила её, она, как пуделёк челку, распушила впереди себя Аленины локоны. Когда бабушка повернулась к ним спиной, Анастасия зашептала:

Алена слышала и знала, что за обедом в торжественных случаях перед каждым гостем кладут меню или объявляют список подаваемых блюд. Так иногда поступали родители Сережи.

Алена не смогла дословно повторить за Анастасией, и у нее получилось так:

Повторение прозвучало как дикая тарабарщина, и бабушка решила поправить внучку: Не мню Алена, а мне.

– Тебе бабушка? – переспросила Алена.

– Не мне, а тебе, – ответила бабушка, – тьфу, запутала совсем. Ешь, что подают.

Алена положила локти на стол, пододвинула к себе поближе тарелку, перещупала в хлебнице весь хлеб, выбрав самый мягкий кусок, и только собралась окунуть ложку в щи, как над ушком раздалось:

Что они все, сговорились что ли: и бабушка раньше говорила, и Анастасия сейчас подсказывает, что нужно есть черствый хлеб. Раньше Алена думала, что бабушка предлагает, есть черствый хлеб потому, что ей жалко его выбрасывать, или ей жалко зубов Карая, на которых хлеб так аппетитно хрустел, и которые он мог запросто сломать, а они у него больше не вырастут, не то, что у Алены. Алена решила послушать Анастасию и положила в хлебницу свежий ломоть.

– Баба, я буду, есть черствый хлеб, – похвасталась она и убрала локти со стола.

Бабушка, конечно, была приятно поражена, не ожидая от внучки такого редкого послушания. Пока же бабушка, отвернувшись, доставала из буфета вчерашний батон, Алена выловила из тарелки со щами кусочек капусты и протянула его Анастасии. За ушком у нее раздался хруст.

– Снова мышка завелась, – сказала бабушка и укоризненно посмотрела на кота Турку, спящего на толстом коврике, – а этот байбак хоть бы что – спит, скоро мыши и его самого сгрызут.