Александр Афанасьев - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 3

Поп выкупил на те деньги и остальные церковные вещи и начал опять служить в церкви, да еще порядком осталось — было на что погулять с дьячком, не день, не два, а почитай с целый месяц, коли не больше. Как только узнали прихожане, что поп может ворожить, так все к нему и бросились: у кого курица али поросенок пропадет, тот сейчас к попу и тащится. «Поворожи, батюшка!» — «Подите вы, окаянные, с эдакими пустяками лезете; стану я курицею да поросенком богу надоедать».

Пошла о попе слава по всему околодку. Вот у одного знатного князя пропала как-то из кабинета шкатулка с деньгами, а денег-то было тысяч со сто; свои люди утащили. Князь приказал заложить карету и ехать за попом, чтоб непременно к вечеру его представить. Приехали за попом. «Собирайся, — говорят, — к князю, у него деньги пропали, ворожить надо». Поп думает: «Что ж это дьячок мне ничего про то не сказывал?» Призывает к себе дьячка: «Что же, свет, молчишь? Куда деньги спрятал?» — «Какие деньги? Я ничего не знаю». — «Как не знаешь? Ведь у князя деньги пропали, требует меня ворожить». — «Да я в его вотчине сроду не бывал». — «Боже мой, что делать-то? Что я князю-то скажу; ведь он меня кнутом засечет». — «Что хотите, то и делайте. Мое дело сторона».

Поп — нечего делать — взял свою старую книгу, сел в карету и поехал на княжеский двор. «Здравствуй, батька!» — «Здравствуйте, ваше сиятельство!» — «Ну, слушай; я ведаю, что ты большой мастер ворожить; поворожи-ка мне, у меня пропала из кабинета шкатулка с деньгами, тысяч сто будет. Ежели воротишь — половину тебе дарю». — «Рад потрудиться для вашей милости; только не знаю, как господь откроет». — «Да неужели ж я грешнее того барина, у которого жеребец пропадал? Ты — я вижу, батька, постараться не хочешь». — «Никак нет, ваше сиятельство! Прикажите отвести комнату, стану трудиться. Авось господь милостив — и откроет».

Отвели попу особую комнату; зажег он свечу перед образом, положил свою книгу на стол, читает, а сам думает: «Какой ответ дам я князю? Лучше дождусь глухой полночи и как только пропоют третьи петухи, убегу куда глаза глядят и домой не явлюся». Стоит у стола и книгу читать перестал, дожидается, когда улягутся все спать, да петухи пропоют.

А шкатулку-то князеву украли три его камердинера; сошлись они меж собой и говорят: «Что, братцы, как этот ворожейка-поп да нас узнает, ведь все в Сибирь пойдем. Он, проклятый, теперь книгу читает. Чего доброго, пожалуй, и вычитает. Давайте подслушивать у дверей: коли вычитает — так станем его просить, чтоб на нас князю не доказывал». Пошел один и стал у дверей подслушивать. Вдруг петухи запели, а поп перекрестился и говорит: «Слава тебе господи, один уже есть; остается двух ждать».

Лакей прибежал к своим товарищам: «Ах, братцы! Одного вычитал; только я к двери, а он и кричит: слава тебе господи, один есть». Пошел другой подслушивать; запели вторые петухи. А поп крестится: «Слава богу, и два есть». — «Эх, братцы, и меня вычитал; только я к двери — сейчас узнал». Третий говорит: «Ну, коли и меня помянет, то пойдем к нему прямо, бросимся в ноги и станем просить, чтобы не выдавал барину». Пошел подслушивать третий, а петухи опять запели. Поп перекрестился: «Слава тебе господи, все три есть!» Схватил книгу подмышку да в дверь бежать, а лакеи ему навстречу — бросились в ноги: «Батюшка, голубчик, не погуби, прости, не сказывай князю, что мы деньги-то унесли». — «Знаю, светы, что унесли; да где спрятали?» — «В саду, батюшка, в озеро, по канату спущены!» — «Знаю, что в озере, да в коем месте?» — «У такого-то дуба». — «Ну, ладно, ложитесь спать, не бойтесь — не выдам».

Утром призывает князь попа: «Что, батька, твои дела?» — «Слава богу! Господь открыл вашу пропажу». — «Где ж шкатулка?» — «Да в саду — в озеро по канату опущена». — «Кто же затащил ее туда?» — «Известно кто — нечистый!» Сейчас вытащили шкатулку, принесли в горницу. Князь отомкнул ее, высыпал на стол золото и разделил на две части: «Ну, поп, бери свою кучу!» Поп стал загребать деньги, а у самого на уме — кабы поскорей удрать домой. Князь не пускает: «Пообедай, батька, у меня; а после обеда велю тебя домой отвезти».

А самому князю жалко стало денег. Вот он изловил молодого жаворонка, принес в горницу и посадил под блюдо, и говорит попу: «Ну-ка, ворожея, отгадай, что под этим блюдом? Коли отгадаешь, твоя будет и другая куча золота, а не отгадаешь, — и прежнюю назад возьму». Поп вздохнул и проговорил про себя: «Вот когда попался, Жаворонок». Князь плюнул: «Ну, батька, твоя взяла. Забирай и остальные деньги». Поп взял и другую кучу. Приехал домой и говорит дьячку: «Вот когда поправились — так поправились; в целую жизнь не пропьешь. Одначе полно ворожить, а то еще в беду попадешь. Давай-ка этой ночью сожгем книгу».

Как скоро стемнело, поп выбрал из дому все деньги и зажег свою избу. Набежали на пожар люди. Поп орет: «Православные, помогите; книгу-то, книгу-то вытащите». Нет, не вытащили. Поп выстроил себе новый каменный дом и зажил с дьячком богато, в свое удовольствие, а ворожить перестал: «Не могу, — говорит, — книга сгорела».

Попадья попу говорила: «Поп, что нам Северная пчела принесет?» — «Вестимо, не смолу, а мед; к нам не прильнет — размешаем мы с кутьей да съедим с тобой, любезною попадьею». — «Да нет, поп! Я тебе говорю не задор». Поп рассердился, попадье в шею сунул, пошел полосьмушки клюнул. Не проспится поп ни ночью, ни днем; повезли попа на прием. Поп возопил: «Прощай, моя питательная кутья; оставайся, моя горемышная попадья! Будешь теперь ты ни матушкой, ни маткой, а навеки солдаткой!» Попал поп в солдаты, говорит себе: «Наполню теперь водою манерку, забуду до веку пить горелку; насыплю в ранец сухарей — я солдат, не иерей. Может, заслужу чин генерала, а покамест хоть дойти до капрала».

Жил-был поп да пападзья, дзьякон да дзьяконица. Тольки и случись так, што попадзья-то полюби дзьякона, а ни попа. У папа был казак [682], такой парень работсяга. А йон и узнай, што пападзья-то любит не папа, а дзьякона; только и думаит, как бы эдак отучить дзьякона ат пападзьи, а пападзью ат дзьякона. Вот ланно! Анно́й паро́й поехали яны с папом на пустыш. Пападзья и блиной, и пирагов напекла, а сама атпустила сваво папа с коркай хлеба. Казак смикнул, што яна настряпала для дзьякона. «Постой-ка, — баит, — я те дам знатсь!»

Лишь только поп с казаком уехали, а дзьякон и шмык к пападзьи и ну угащатсьцы. Дзело приходит к вечиру. Поп, паработавши, стал ложитьцы спать, а казак: «Пусти-ка, — баит, — батя, я схожу на беседки к дзевкам, а на зари — баит, — опятьсь приду к тебе работатсь». — «Што дзелатсь, — баит поп, — ступай погуляй, да матри приходзи раньше». — «Нешто», баит казак и ушол. Только не к дзевкам, а к пападзьи — посмотреть, што яна дзелает.