Али Саттар Атакишиев - Приключения Ибрагима

— Из-за этого предателя визирь нас всех перевешает, —уныло произнёс один.

— Надо бежать, — сказал другой.

— Легко говорить, — возразил первый. — Попробуй уйти через железные двери, из-под носа у тюремщиков.

— Здесь оставаться — тоже смерть...

Ибрагим хотел вмешаться в спор, как вдруг через решётку маленького оконца прямо на плечо ему прыгнул белый кот. Юноша радостно прижал к груди своего любимца и заметил на его шее узелок. А когда развернул, узнал платочек Нурджахан, увидел золотые монеты.

— Спасибо, Нурджахан, — прошептал он тихо и обернулся к узникам, которые удивлённо переговаривались, не понимая, откуда здесь мог появиться кот.

Впрочем, кота уже не было. Приласкавшись к Ибрагиму, он снова выскочил в оконце, будто не хотел мешать своему хозяину.

— Братья, — сказал Ибрагим, — у нас есть золото, с его помощью мы найдём способ вырваться отсюда.

— Подкупим нескольких тюремщиков, — предложил чернобородый.

— Не выйдет. Голова им дороже. Все они поплатятся головой, если темница опустеет.

— Отдай им золото и спасайся один, а мы уж...

Измождённый узник, сидевший у стены, с трудом перевёл дыхание, не договорил.

— Нет, — решительно возразил Ибрагим. — Я выйду отсюда только вместе с вами...

В ответ раздался радостный возглас чернобородого. Все удивлённо посмотрели в его сторону и увидели валявшийся у двери кинжал: это выронил длиннолицый, когда стражники грубо волокли его по ступеням.

Наступила ночь. В оконце зиндана синел уголок ночного неба с мерцающими звёздами. В подземелье было сыро и холодно, а южное небо дышало покоем и теплотой.

Ибрагим взобрался на плечи другому узнику, стал наблюдать за собравшимися у зиндана стражниками. По ночам темница охранялась особенно строго.

Стражники собрались под большим деревом. Двое, сидя на корточках на циновке, играли в нарды, остальные следили за игрой, громкими возгласами выражали своё одобрение. Ибрагим приник лицом к решётке и запел. Всё было в этой бесконечной песне — и боль, и тоска по свободе, и минувшая радость, и обиды последних дней.

— Голосистый парень, — заговорили стражники.

— Да, этого бей не бей, а он, пока жив, всё поёт...

— Сегодня он как-то необычно поёт, слышите?

И стражник, игравший в нарды, замер с зажатыми в руке костяшками.

— Ты прав, Ахмед, — восторженно подтвердил стражник, который стоял на посту у входа в зиндан. — Песня такая печальная, да и голос в самую душу проникает. За такое пение я на месте визиря освободил бы парня.

— Вот потому ты, Махмуд, и не стал визирем, а стоишь тут на посту. Простофиля ты был, простофиля и есть. Лучше выполняй-ка приказы и помалкивай. Этого парня приказано стеречь пуще всех.

Ахмед ещё прислушивался некоторое время к пению Ибрагима, потом со стуком бросил на доску костяшки.

Ибрагим допел песню и посмотрел вниз, на своих собратьев. Узники орудовали кинжалом длиннолицего — расшатывали и вынимали камни вокруг тяжёлой железной двери зиндана.

— Смелее, они ничего не слышат, — быстро сказал Ибрагим и, чтобы заглушить шум, запел ещё громче, ещё заливистее.

Узники лихорадочно работали. На полу выросла груда камней, а массивная дверь шаталась во все стороны.

Стражники, ни о чём не подозревая, продолжали увлечённо играть в нарды. Махмуд расхаживал вдоль стены, иногда останавливался возле играющих и безучастно следил за игрой. Вот он потянулся, сладко зевнул и, закинув назад голову, заметил на тёмно-синем звёздном небе полный диск луны.

— Эй, Ахмед, куда девается луна с приходом нового месяца, ты не знаешь? — спросил он.

— Эх, Махмуд, Махмуд, какой ты всё-таки невежда! Ребёнок и тот знает, что аллах всякий раз в конце месяца дробит луну на мелкие куски и расшвыривает по небу. Видишь, сколько там звёзд? — И Ахмед широким жестом обвёл небосвод.

— Ну да? — удивился простофиля Махмуд, тараща глаза на звёзды. — То-то я порой замечаю, что вроде бы тут или там вчера ничего не мерцало, а сегодня уже мерцает. А из чего же она, интересно, сделана, луна-то?

— Из чистого золота, — подморгнув приятелям, заявил Ахмед.

— Ай-я-яй! Сколько же его там без толку пораскидано! Вот бы послал аллах мне, бедняку с кучей детишек, парочку золотых...

Махмуд мечтательно и доверчиво поднял лицо к небу: похоже было, он и в самом деле просил у аллаха такой милости.

И тут до него донеслась новая песня узника. Ибрагим, который всё слышал, пел сейчас про то, как аллах предлагал ему с неба несколько золотых звёзд, но в тюрьме они вовсе ни к чему, а отдать некому.

Махмуд подошёл ближе, прислушался.

— Эй! — позвал он недоверчиво и насторожённо. —Что ты там плетёшь про золотые звёзды?

Ибрагим заговорщически поманил его пальцем.

— Подойди ближе, дело есть.

— Не велено разговаривать с узником.

— Как хочешь... Ты, я вижу, неплохой человек. И бедный. И мне хотелось тебе помочь.

Махмуд сделал неуверенный шаг к оконцу.

— Ну что? — тихо спросил он.

— Хочешь, достану тебе парочку золотых с неба? — громко, чтобы слышали остальные стражники, предложил Ибрагим.

— Ну-ну, ты брось шутить, — сердито проворчал Махмуд и показал кулак.

— Нет, правда. Смотри! — Ибрагим, протянув руку через решётку, показал Махмуду пустую ладонь, затем взмахнул рукой в воздухе, тихо шепнул что-то, и на ладони его заблестела золотая монета.

Потом с криком «Лови!» он бросил монету к ногам ошеломлённого стражника. Раздался звон металла о камни: дзынь-нь!..

Махмуд упал на четвереньки, пополз с необычайной скоростью и подхватил катившуюся монету.

С торжеством он показал монету остальным стражникам и спрятал в рот, как в самое надёжное место. Стражники, не веря глазам, с завистью смотрели то на Махмуда, то на Ибрагима, то на небо, откуда, оказывается, могут сыпаться на человека такие сокровища.

— Верно говорят — дуракам счастье! — с досадой воскликнул Ахмед, глядя на сияющее лицо простофили Махмуда, который языком ощупывал во рту монету.

— Лови ещё! — крикнул Ибрагим, сделав рукой движение в воздухе, будто ловит муху, и кинул Махмуду вторую монету.

Тот снова пополз на четвереньках, спрятал за щеку и этот «осколок луны».

Теперь все стражники, как по сигналу, сорвались со своих мест, бросились к Ибрагиму с криками: «И мне!», «Мне тоже дай!», «Ради аллаха, и мне!»

— Держите, не жалко! — засмеялся Ибрагим и поймал сразу три «осколка».

Повертев монеты перед глазами ревевших от жадности и возбуждения стражников, Ибрагим швырнул их как можно дальше, в глубину двора.