Валерий Тимофеев - В Солнечном городе

Л О Т Е Р Е Й Н Ы Й Б И Л Е Т

Взлохмаченный внук ногой откинул застонавшую калитку. Куры, кудахтая, рассыпались по двору, за-лаял с просыпу угольно-черный Гришка, рыжий теленок Семка перестал жевать прошлогоднее сено, под-нял на Борьку блестючие карие глаза. Это бабка прозвала всякую свою животину человечьими именами. В честь тех, кого она по-своему любила, на кого она безмерно изливала свою невостребованную нежность.

Борька ткнул телка кулаком в чугунный лоб, подергал за маленькие — не больше мизинчика — рожки и, далеко выбрасывая вперед худые ноги в обшарпанном ботинке сорок третьего размера, затопал по хлип-кому крыльцу.

— Ну, бабка, вот тебе лотерейка, — крикнул с порога.

Бабка сидела на лавке возле небольшого оконца, придавив задом почерневшую от времени прялку, наматывала на юркое веретено грязно-серую овечьей шерсти пряжу.

Борька всегда приходил шумно. Бабка уже привыкла, только голову в его сторону поведет, проворчит заученно: "Утихни, оглашеннай! Обедать будешь?" И неспешно примется накрывать на стол.

Сегодня устоявшийся ритуал нарушился. Бабка привыкла слышать в своей жизни только одно: "дай мне", и еще больше привыкла пропускать эту фразу мимо сознания. И вдруг ее слуха достигло иное сло-во. Она оторопело заморгала тусклыми глазенками, силясь поймать непривычное, выдернула из-под себя старую прялку, уложила ее на лавку.

— Чё ты там провякал? — напрягла она слух, аж шею до размеров гусиной вытянула.

Борьке нравилось производить на людей впечатление. Хоть на любых, даже на свою собственную баб-ку. А проявленный ею неподдельный интерес, разжигая его воображение, парня возбуждал. Он заговорил взросло и значимо.

— Поздравляю, значит, и, что же еще? Здоровья и любви тебе не пожелаешь, старенькая совсем — вот-вот развалишься. И никто в тебя не влюбится. Ты ведь если кому ночью приснишься, он с кровати упадет от страха. — Борька поскреб вихрастый затылок, отчего его лохмы немного пригладились. — Ага, нашел! Как говорят у них: "Эврика!" Дай-ка я поцелую тебя, бабка-ежка ты моя ненаглядная! Желаю тебе выиг-рать машину. "Москвича." Во!

Бабка осторожно за уголок приняла из рук внука билет и, придвинув к нему свой морщинистый нос, обнюхала со всех сторон.

— Вот спасибо, вот уважил, балбесина ты моя, — это слово в лексиконе старой относилось к разряду ласкательных. — Интересная штуковина, красивая, с цветочками нали. Гля-ка, Борь, тут "С праздником" написано. Меня, небось, проздравляют-то, а?

— Конечно тебя, кого же еще им поздравлять, — усмехнулся внук.

Борька был страшно доволен произведенным впечатлением. Надо же, как ловко он догадался — за три-дцать копеек враз снять кучу проблем. И бабку ублажил, и себя не шибко разорил, и покормит его она сегодня чем-нибудь вкусненьким. Это уж точно, бабка запасливая, у нее завсегда где-нибудь что-нибудь да припрятано. Искать самому — бесполезно. Бабка — прирожденный шпион, так порой запрячет, сама по-том найти не может.

Мысли бабки вышли на тот же круг — надо бы покормить этого оболтуса. Она сложила билетик вдвое, испугалась и уставилась на внука:

— Борька! Чего эт я? Его можно гнуть-то, а? Он не испортится?

Борька взял билет, посмотрел его на свет, покрутил, соображая что-то, и, громко выдохнув, заключил:

— Да, бабка, наделала ты делов, — ему захотелось малость побаламутить. — Теперь, если выиграешь, экспертизу тебе делать будут.

— Чево делать?

— Экспертизу, говорю.

— Ой, батюшки, зачем же еённую делать?

— Какая ты, бабка, тупая у меня, — сморщился Борька. — Ну, проверят, не пририсовывала ли ты какие другие цифры, чтоб, значит, выиграть.

— Да ты ж видел! — наседала бабка. — Ничего я ему не пририсовывала, согнула только!

Борька надул губу, покачал головой.

— Они, бабка, все узнают, у них приборы всякие есть. Ух, надежные!

— Борька, ты, чё дык, скажешь им, — не пририсовывала бабка. Сложила напополам, а не пририсовыва-ла. Скажешь, а? — уговаривала она. — То ведь жалко машину, она ж вон каких деньжищ стоит!

— А чего, можно и сказать, — успокоил внук бабку.

— Ну вот и хорошо, вот и ладно. Давай билетик-то, потеряешь, не приведи Господь. Он ведь выигрыш-ный!

Бабка забрала у Борьки билет и понесла его на вытянутых руках к комоду. Все свои бумаги она храни-ла в старой чугунной шкатулке, — самый дорогой подарок на ее свадьбу. Да и в остатней жизни дороже подарков у нее не было. Их вообще никаких больше не было.

— Бабуся, — спросил Борька, — а ты как выигрыш возьмешь? Деньгами или машиной?

— Чего? — остановилась та на полпути.

— Как возьмешь, говорю, — с нажимом спросил Борька.

— Дык, возьму как? — задумалась бабка. Она не могла так сразу взять и ответить. — Надоть покумекать… Это ж не пенсия… Это ж… — На ум никак не приходило нужное сравнение. Она вспотела, соображая, но поняла, что не справится с задачей, обреченно махнула рукой. — А деньгами возьму. Мне деньги нужны.

Бабка присела к столу, подперла голову высохшей рукой и замечтала:

— Деньги вон что! Их же куча будет!.. Куплю себе на юбку, платок там новый, еще чего…

— Чего? — Борька ждал, — вдруг и про него бабка вспомнит, и ему чего-нибудь от ее выигрыша перепа-дет. Но бабка его разочаровала.

— К Петьке, вон, съезжу. Давно его не видела, не узнать, поди. В третий, кажись, пошел. А, Борь? В третий, что ли?

— Не-а, во второй.

— Ну все одно, большой уже. На фотке-то какой стоит, прямо мужик! В отца поди будет.

— Ага, жди да радуйся. В отца! Сопливый да писклявый. Ничего путнего из него не выйдет.

— Много ты понимаешь, балаболка. Вы все и писклявые и сопливые. И из всех какие-никакие мужики вырастают, — мудро поставила его на место бабка. — А машина мне ни к черту не нужна. Я и ездить не умею. Страшно, чай, рулю-то крутить?

— Так я умею, — заверил Борька. — Не, бабка, ты бери обязательно машину. Представляешь? Красный такой "Москвич". Я за рулем, а ты рядом. Все смотрят и говорят: — Вот Зотовна на старости лет рехнулась, машину завела. По деревне грязь месит.

— Борька! Я тебе счас как наподдам, ты у меня доболтаешься! — бабка выпрямилась на стуле.

— Ты чего, бабуся! — Борька понял, что малость перегнул. — Это они от зависти так говорить будут. А ты их не слушай, бери да ездий. А мне во как машина сгодится! — он провел ребром ладони по шее. — У нас в техникуме ни у кого нет, а у меня будет. — Борька и сам размечтался, задрав кверху голову, но бабка бы-стро спустила его с небес.

— Шиш тебе будет! Больно быстры вы на чужое. Ма-ши-ну ему захотелось! Не отдам!

Бабка взяла шкатулку и прижала ее обеими руками к груди:

— Ни черта я вам, прости Господи, не дам! Вы с меня жил потянули, что ты, что отец твой. Расти вас, оболтусов, а вы и похоронить не придете. Ма-ши-ну ему! На вот, выкуси! — она протянула внуку худой кукиш, уперлась взглядом в Борькино лицо, потом глаза ее увидели икону. Бабка одернула руку, пере-крестилась и крепче прижала к себе шкатулку. — Я билетик спрячу, не то мигом стащишь. Знаю я вас! — И бабка пошла прятать билет.