Дмитрий Глуховский - Оппенгеймер

Прорвало прежде, чем слово успел взять Главнокомандующий. И очень неожиданно.

— Атомную бомбу Оппенгеймер изобрел. Роберт. Он у американцев был в ядерной программе главный, — во внезапно наступившем безмолвии — словно ветер стих перед ударом бури — нетвердо и не слишком уверенно вещал Армен. — Я читал. И вот он, когда бомбу первую взорвал, знаешь что сказал? Я, говорит, отныне становлюсь Смерть, губитель миров… Понял, как?

— Хуль мне твой Оп… пенгеймер, — тяжело глядя из-под неандертальских почти что надбровных дуг, размеренно произнес Александр Петрович. — У нас тут любой сержант — и Смерть, и губитель миров. И ничего.

— Оппенгеймер, кстати, как увидел Хиросиму и Нагасаки, всю оставшуюся жизнь боролся против ядерного оружия, — совсем некстати добавил Армен.

— Что и требовалось доказать! — полковник опрокинул стопарь и молодецки крякнул. — Будут еще соваться к нам со своим мечом, кишка тонка!

— Я вот уверен, — поддержал начальство капитан Симонов. — Какой-нибудь Магомедов на раз-два сотрет Лос-Анжелес с лица земли и беспокоиться будет только об увольнительной, чтоб его в город перепихнуться отпустили за проявленную доблесть.

— Ну и че такого? — перевел свой пудовый взгляд на капитана Александр Петрович. — И я бы стер этот их Лос Анжелес, если Родина прикажет. Я и так бы стер. Ибонех!

Офицеры несколько попримолкли. Несанкционированное уничтожение Лос Анжелеса поддержать вроде нельзя, но и нарушать субординацию было нежелательно. Главнокомандующий пока не высказался.

— Газарян! Пойдем поссым! — приказал полковник.

Стоя под глухим таежным небом, Александр Петрович лил желтым на заснеженный плац, пару раз задевая из озорства подбежавшую ластиться овчарку. Газарян стоял подле, но держался независимо. Мочился больше из уважения к старшему по званию, чем по нужде.

Мочился и предчувствовал неминуемую откровенность. Не ошибся.

— Смотрел я сегодня на ихнюю Обаму, — застегнувшись, вздохнул полковник. — И обидно так за Родину стало… Торчим черте где, Армен… Боевая вахта, мля… «Тополей» наших хватит, чтобы к едрене фене и Европу, и Азию… И никому не нужны. Никому, Армен… — горько прошептал он.

Газарян поиграл желваками, но в полутьме плаца, скупо освещенного желтыми квадратиками окон, видно этого не было. Совсем недалеко выли волки, и неотличимо вторили им бегающие по периметру овчарки.

— Ничего никому не надо, Армен… Армия не нужна стране, мы с тобой не нужны армии, солдатики наши не нужны нам… Я когда тот Новый год, самый первый, встречал на шахте… Такая тоска была. С чурками встречал… Это я не про тебя, Армен… И только думал: не хандрить. Потерпи для дела. Родина помнит. Родина знает… Хуйтена! — Александр Петрович хряснул кулаком об обледенелый дверной косяк. — Так и сижу, где сидел, и до седых мудей сидеть тут буду. И ничего мы не защищаем, Газарян. Просто коротаем жизнь. Ждем, пока околеем. А Родины-то нет уже никакой. Давно просрали…

— Еще водки, товарищ полковник? — сочувственно спросил Армен.

— Так точно, — дохнул сивухой Александр Петрович.

Майор сбегал, вынес ополовиненную бутыль, предложил полковнику приложиться первым, потом приник сам.

— Вот ты про Оппенгеймера давеча… Он взрослый ведь мужик был, да? А наши-то? Пацаны, ептыть! Их из домов повыдергивали — кто белый, а зверьков — из аулов, это я не про тебя, и сюда, к нам, на край земли… Молокососы… Дети! И вот Новый год, а эти там торчат в шахте… Хоть бы их поздравил кто… Хоть бы нас кто… Никому ничего…

А вот тут дамба пошла трещать по швам уже по-настоящему. Нет, не добрая была водка… Измена! Измена!

— Ну да… Трындеть-то мы все горазды… — слушая себя будто со стороны и холодея от только что самим собой произнесенного, залепил Газарян. — А сделать… Вот поехать к ним сейчас… На шахту поехать и…

— Страх потерял? — сурово икнул полковник. — Слово офицера, морда, под сомнение?! Да я прямо сейчас! Да я, едрить, хоть в костюме Деда Мороза! Хочешь на спор?! — завелся он.

— Хо… Хо… — сначала покивал, потом помотал башкой Армен. — Товарищ полковник… Тут это… С елки осталось… Ну, детям в военгородке делали… В общем… Ну, халат там красный, борода…

— Тащи сюда! — свирепо выкатил глаза полковник. — Поздравим пацанов! Новый… Эх… Новый год. Прокатимся. Шахту… Проинспек… Проинспек… Ек…

Прикатилась и встала на свое место восьмисоткилограммовая дверь, лязгнули засовы. Где-то наверху поехал, тарахтя, резать фарами буран вездеход, увозя с собой отдежуривших бойцов. Закрылись ворота.

— С наступающим тебя, сучонок, — улыбнулся Саид и толкнул Серегу вниз. Сегодня праздновать будем. В душе был?

— Да пошел ты!

Серега сорвал с плеча автомат, но дагестанец легко выдернул ствол из его пальцев и пинком отправил парня кубарем катиться по ступеням. Спустился неторопливо на площадку, ухватил Серегу за ворот, тряхнул в воздухе, как куклу, и бросил дальше вниз. Кровь потекла из рассеченной брови, от боли потемнело в глазах. Дауд спускался последним; не участвовал, но и не мешал.

— Тут сто пятьдесят ступеней, — нагнал пытающегося уползти Серегу Саид. — Ты, сучонок, все их своим рылом пересчитаешь. А потом я тебя выиграю… А потом взбесишься и на нас при исполнении кинешься. А потом уже сам понимаешь… Мы что, мы при исполнении…

Серега выиграл секундочку, успел подняться и изо всех оставшихся сил впечатал Саиду сапог в топорщащуюся уже промежность. Саид охнул, присел, но тут подлетел Дауд, схватил Серегу за волосы — и о стену, о бетон.

— А потом мы маму твою найдем и выиграем… — смрадно засипел он Сереге в самую душу.

Колосов изловчился, крутанулся и вцепился зубами Дауду в подбородок, ухватил за бушлат — что-то осталось в руке, потом рванул пальцами ухо, и со всех ног бросился вниз по ступеням. В горле клокотало, в сердце кипяток, в голове барабаны. Ненависть! Страх звериный и звериная ненависть!

Глубже, глубже! Клацнул сзади затвор, но стрелять они не решились. Проклиная Серегу, бросились вслед, но у того уже была фора.

Первым добежал до одиннадцатого отсека, и в перекошенную рожу Саида хлопнул стальной дверью.

Раскрыл ладонь — а в ней ключ. Второй. Первый ему прыщавый лейтенант передал. С наступающим.

А всего-то и надо для запуска, что два ключа и код. Только ключи одновременно повернуть… Но тут есть способ, нужно просто швабру и проволоку.

Серега щелкнул тумблером.

— Лучше сейчас открой, — глухо из-за стальной толщи пробубнил Саид. — Ты живым не выйдешь отсюда, понял?

— Пошел ты, — Серега прикусил губу.

— Мы тебя как барана… Глотку тебе… Потом в Питер твой поедем… — не унимался Саид.

Колосов молчал. Пытался успокоиться и изучал аппаратуру.