Екатерина Карганова - Песенка Мышонка

Засмеялись зверюшки и разбежались. Кто куда. Оглянулся Мышонок — никого нет.

— Эй, куда вы?! Я ещё и не так умею!

Но никто не вернулся.

— Ну и пусть! Мне и одному не скучно! — сказал Мышонок и, наигрывая на гитаре, пошёл куда глаза глядят,

…Возле сосны трудилась Белочка. Ловко приладив лебёдку, она поднимала в дупло корзину с грибами. Подошёл Мышонок, посмотрел и говорит:

— Дай покрутить!

Схватил ручку лебёдки, рванул изо всех сил — и все грибы из корзины посыпались на землю.

— Эх ты! — рассердилась Белочка. — Только и знаешь: «Какой чудесный день! Какой чудесный пень!»

А Мышонок схватил гитару и как ни в чём не бывало отправился дальше.

— Привет, кочерыжки! — крикнул он зайчатам, которые поливали свои грядки.

— Ах так! Ничего не делаешь и ещё дразнишься! — рассердились зайчата и окатили бездельника водой.

— Но-но! Я вам не морковка! — погрозил Мышонок и пошёл себе дальше.

Шёл, шёл и вдруг видит: строится на поляне дом. И строят его славные лесные мастера — Бобёр, Ёж да Заяц. Только рукавицы мелькают да кирпичи, как птицы, летают!

— Ух ты! Вот это да! — ахнул Мышонок.

Увидали мастера Мышонка, но вида не показали, только переглянулись.

— Артист пришёл! Ну что ж, пусть посмотрит!

Смотрит Мышонок — глаз оторвать не может: Заяц на подъёмном кране оконную раму опускает, Бобёр и Ёж её подхватывают, к стене прилаживают, молоточками пристукивают. А Мышонок только головой вертит — не успевает за ними следить…

И вдруг — колокольчик: «Динь-динь-динь! Динь-динь-динь!»

«А это ещё что?» — подумал Мышонок и огляделся. А это Сорока-повариха всех на обед созывает.

Оставили мастера инструменты, сели к столу. Сорока их угощает: каждому — любимое блюдо, полную тарелку! А на сладкое — землянику с сахаром!

А Мышонку ничего не дала. Он ведь не работал!

Рассердился Мышонок:

— Ну погодите! Никакой премудрости в вашей работе нет. Я ещё получше вас всё сделаю!

Поставил Мышонок возле дома гитару, залез на кирпичную стену, схватил мастерок, которым кирпичи укладывают, и принялся за работу. Шлёп! — один кирпич криво. Шлёп! — другой кирпич — косо.

— Ай-я-яй! — Не успел Мышонок вовремя увернуться, и кирпич придавил ему палец.

Услыхали мастера крик Мышонка, вскочили из-за стола и побежали на помощь. Посмотрели на Мышонка, на его работу и сказали:

— Да-а… Это тебе, дружок, не на пеньке плясать! Не песни распевать!

А Мышонок в ответ:

— Так и знал! Кривые кирпичи мне подсунули!

Засмеялись мастера. А Бобёр говорит:

— А ну-ка, певец, давай попробуем вместе!

Встал Бобёр рядом с Мышонком, надел на него рабочие рукавицы, фартук и подмигнул Ежу: «Давай!»

Сначала неловко, а потом всё лучше и лучше стал укладывать кирпичи Мышонок вместе с Бобром и Ежом. И так понравилась ему эта работа, что он даже не заметил, как отошёл Бобёр в сторону.

Кладёт Мышонок кирпичи ровно, гладко.

— Ай да певец! Ай да молодец! — хвалят Мышонка мастера.

А когда работу закончили, рукавицы и фартуки сняли, инструменты сложили, Мышонок почувствовал себя совсем счастливым. Теперь-то уж никто над ним смеяться не будет. Никто не назовёт его бездельником!

Вышли со стройки мастера. Взял Бобёр гитару, дал Мышонку и говорит:

— А ну-ка, как у тебя там в песенке поётся: «Какой чудесный пень!..»

А Мышонок хитро улыбнулся и запел. Но только слова в его песенке были уже совсем другие:

Всем хорош был зайка Кузя. Одно плохо — всего боялся. Не было в заячьем роду такого трусишки, как Кузя. Ветер дунет — зайка дрожит, ветка хрустнет — зайка дрожит. Темноты боится, дождя боится — беда, да и только!

А какой маме понравится, что у неё сын трус? И решила тогда зайчиха Аннушка показать сына лесному доктору — дятлу Иннокентию. Но одно дело решить, а другое — уговорить Кузю. И пришлось зайчихе пойти на обман. Обманывать нехорошо. Ох как нехорошо! Да только другого выхода у зайчихи не было. Сказала она сыну, что глаз у неё болит — то ли соринка попала, то ли мошка залетела. И надо ей к доктору идти. Только одна она не дойдёт. Вся надежда на сына.

Испугался Кузя, задрожал — доктора он больше темноты, больше грозы, больше лисы Алисы и совы Гликерьи боялся. Увидела это зайчиха и говорит:

— Ну ладно, ладно. Никуда не пойдём. Буду терпеть, сколько смогу. Второй бы глаз не заболел. Не увижу тогда ни ясного солнышка, ни сыночка любимого Кузеньку. — Завязала платочком один глаз и собралась уходить. А зайчишка ещё сильнее задрожал — жалко матушку зайчиху. Ой как жалко! И залепетал:

— Согласен — провожу тебя к доктору. Только когда солнце над верхушками сосен поднимется — ярче светить будет, когда ветер в кустах шелестеть перестанет. А ещё чтоб дорога, по которой пойдём, была прямая да короткая.

На том и порешили.

Дождались и дня погожего, безветренного, и времени, когда солнце над самой головой засияет, и дорогу покороче да попрямее наметили и отправились в путь — зайчиха Аннушка и сынок её — трусишка Кузя.

Доктор, красноголовый дятел Иннокентий, встретил посетителей приветливо. Он был в белом халате, на голове — белая шапочка, на носу — роговые очки, в кармане халата — трубка для выслушивания — «дышите, не дышите». Рядом на столике громоздились бутылочки с микстурой, баночки с мазью, коробочки с таблетками и, что больше всего напугало зайчонка Кузю, — инструменты, от одного взгляда на которые Кузино сердце — тук-тук-тук-тук-тук! — бешено заколотилось, уши задрожали, глаза заморгали. И доктор Иннокентий сразу понял, с каким больным он имеет дело.

— Так-так-так! На что жалуетесь? — спросил он зайку.

— Ни… ни… ни на что, — заикаясь, ответил Кузя. — Ма… ма… ма… моя мама…

— Понятно! — кивнул дятел. — Посмотрим, что с мамой. А вы, голубчик, посидите в сторонке.

Мама сняла с глаза платочек, незаметно подмигнула доктору, что-то шепнула и взглянула на сына.