Галина Лебедева - Приключения Огуречной Лошадки

Кротиха, в бархатном коричневом халате, в золотых очках, выплыла из своей спаленки с журналом в толстой лапе.

— Мивый! Постафь сяйнисек, а то у меня стой-то гоовка боит…

— Да что там! Мы сейчас поможем! — отозвался Дятел.

Вдвоём с профессором они быстренько собрали угощение. Дятел открыл клювом банку сардин. Хвостатов — чик-чик-чик — нарезал хлебушка. Катя заварила чай.

— Вот и снова вместе! — потирая сухонькие лапки и улыбаясь, сказал профессор.

— А мы по делу, — с ходу начал Дятел.

Катя и моргнуть не успела, как он всё рассказал. Профессор слушал, качая головой, и кисточки его ушей тоже мерно покачивались. Он не знал, что делать. Зато Кротиха, оторвавшись от своего журнала и глядя поверх золотых очков, вдруг сказала:

— А сто вы войнуетесь-то? Подумаес, деёв-то. Пускай себе сазают семеськи. А уязай мы снимем. И фсё. И ясатки — насы!

— А как? — почесал Дятел в затылке.

— А вот как: мои ётственники зывут в огоёде у тётки Полины, и у этого изобьетателя дуяцкого, и у этого дуяка Повая. Сказу им, стоб стаязыли, а как поспеет уязай — съязу собияли. Нотью. Когда темно. Вот и фсё! И фсё в поядке! Насы фсе ясатки! — И Кротя засмеялась так, что её бархатное брюшко заколыхалось.

— А что! — Дятел подпрыгнул и посмотрел на всех одобрительно. — Нам больше ничего не остаётся делать.

От радости, что всё ещё можно спасти, и Хвостатов, и Катя, и Дятел развеселились. Хвостатов подсел к своему фортепьяно и сыграл весёлую полечку. Кротя слезла с дивана и, навалившись на плечо дорогого муженька, запела каким-то невероятно тоненьким голоском:

А вороны всё носились над посёлком и орали: «Кража века! Кра-кража века!» Повар и Дачник-неудачник решили не тратить время зря и в окружении сочувствующей толпы ещё выше подняли свои транспаранты и пошли на штурм Полининой дачи.

Тётка Полина в это время спешила в огород, чтобы немедленно посадить семечки. Повар и Дачник-Неудачник крепко схватили её и принялись качать. «Да здравствует наша лучшая молочница!» — ревела толпа и, радостно вопя «ура!», подбрасывала её до тех пор, пока из неё вместе со шпильками и мелочью не вылетел узелочек с семенами. Повар упал на него животом, но Дачник-неудачник успел упредить его, наступив на платочек сапогом. Через минуту они уже катались по земле, отнимая его друг у друга. Опомнившись, тётка Полина кинулась сверху и крепко вцепилась зубами в орден на жирной груди Дачника-неудачника, а цепкие пальцы запустила Повару за шиворот. Оба завизжали. Один от оскорбления, другой от щекотки, и все трое покатились по земле. Вырываемый друг у друга жадными руками узелочек вдруг развязался, и семечки рассыпались.

— Чур, мои! — Толкаясь, они стали сгребать горстями землю вместе с окурками и мусором и рассовывать её по карманам.

Ну и свалка была! К ним кинулись со всех сторон сочувствующие представители из толпы. Кому удалось схватить одно-два зёрнышка, считались счастливчиками. Они поскорее выдирались из куча-мала и бежали домой сажать. А другие, вздыхая и сетуя, что им, как всегда, не повезло, расходились по домам.

Тётка Полина вернулась домой лохматая, без пуговиц и в одном башмаке. Разжав кулак, она высыпала на ступеньку лестницы горсточку пыли с двумя окурками и подсолнечной лузгой. Огуречных семечек — ни одного. Бедная тётка Полина заплакала. Потом тяжело встала, доковыляла до угла дома, умылась дождевой водой из бочки:

— Ну и ладно! Не больно-то и хотелось. Тьфу на них!

Дачник-неудачник не торопился сеять драгоценные семена. Их было всего пять. Он тщательно очистил их от пыли, положил на блюдечко на мокрую тряпочку и накрыл стаканом. А сам поспешил в сад, где уже давно ждала посадки специально возделанная грядочка. Земля здесь была просеяна через сито, удобрена и разровнена частыми грабельками. Он обошёл её кругом, полил хорошенько из лейки и вернулся на террасу.

Стакан торчал над столом. Огромные стебли, как пять пальцев, поднимали стакан всё выше и выше. Семечки дали могучие побеги. Мгновенно! Дачник-неудачник схватил блюдце и, придерживая качающиеся ростки, понёс его осторожно к грядке.

Не успел он опустить корешки в землю и примять её вокруг, как бледно-зелёные семядоли раздвоились и превратились в пропеллеры. Они завертелись на ветерке. От удивления бывший авиатор остолбенел.

— Схожу с ума, — теряя сознание, повалился он в смородиновый куст.

Очнулся он, когда процесс развития волшебных семян уже шёл полным ходом. Из грядки наполовину вылезли хорошенькие фюзеляжики, распрямлялись поблескивающие алюминием крылья. Ещё мгновение, и один за другим в небо вырвались пять блестящих самолётиков. Они сверкнули на солнце серебристыми рыбками и растаяли в вечернем небе. Всё. Будто и ничего не было. Бедняга остался сидеть под смородиновым кустом в полном недоумении.

Наконец он поднялся. Тяжело ступая, подошёл к умывальнику, долго смотрел на себя в зеркало. Умылся, на всякий случай.

— Чудеса! — потряс он головой. — Интересно, что у Повара получилось?

И он, крадучись, на цыпочках, подбежал к забору и сквозь щели в штакетнике стал высматривать, что там и как.

У Повара было всё замечательно. Уже зеленели огуречные листочки. Они увеличивались прямо на глазах, разрастались, из-под них высовывались жёлтые длинные бутоны и, тут же лопаясь, раскрывались в большие жёлтые цветы. Они были величиной с настоящие граммофонные трубы. Повар довольно потирал ручки. Вот сейчас что-то произойдёт и эти гигантские душистые граммофоны превратятся в Огуречных Лошадок!

В ожидании необыкновенного зрелища на забор со всех сторон мало-помалу влезали зрители. Правда, сначала они только скромно заглядывали в щели и через штакетник, но потом, подпираемые любопытствующей толпой, поднимались всё выше и выше и наконец без зазрения совести почти по пояс перевесились через забор.

— Вот это да! Ну и ну! — ахали со всех сторон.

— Кыш! Куда вы?! — спохватился Повар.

Но забор затрещал и со скрипом повалился на кусты крыжовника и малины. А раз забора нет, то чего уж теперь, чего стесняться-то!