Дмитрий Емец - Таня Гроттер и птица титанов

– Все-все! Хватит! Ты меня придушишь! Я не говорил, что согласен!

– Эта Агнесса… короче… последние сто шесть лет мирно спала, но недавно проснулась с твердым намерением выйти замуж. По этому случаю она уже перекалечила с десяток джиннов!

– А при чем тут джинны?

– Да, в общем, ни при чем. Просто попались под горячую… струю. Драконихи – своеобразные существа. Нежными их назвать трудно. Самка дракона при первой встрече с будущим суженым приходит в дикую ярость и пытается его прикончить. Зубы, крылья, хвост – все идет в ход. Если ей этого не удается, она понимает, что он и есть тот единственный, кого она ждала всю жизнь, – сообщил Тарарах.

– А до этого Агнесса не была замужем? – спросила Таня.

Тарарах сделал страшные глаза. От академика это не укрылось, и он повторил Танин вопрос. Питекантроп заерзал и принялся смущенно скрести под мышками, не забывая с укором смотреть на Таню.

– Не сложилось у ней… короче… Хилый нынче драконий мужик пошел! Тринадцать женихов насмерть ухлопала да еще десять полуживыми улетели. Гоярын – ее последний шанс на женское счастье.

– А если она окажется сильнее Гоярына? – спросил академик.

– Да не! Какое там! Я ж не авантюрист! Да и Соловья я уговорил! Вы подумайте: сто яиц! Ради этого стоит рискнуть!

– Рискнуть? То есть ты не уверен?

– Да какое там не уверен? Сто молодых драконов! А порода какая! Всего-то через тысчонку лет у нас будет куча чемпионов! Вы только подумайте! – завопил Тарарах, махая на Таню руками, чтобы и она уговаривала Сарданапала.

– Ну… в общем… да… тысячу лет подождать можно! – сказала Таня.

– Вот видите! И молодежь поддерживает! – закричал Тарарах. – А главное – отказываться поздно! Мой дружок купидона прислал, что они уже вылетели! Послезавтра днем Агнесса будет здесь! Нужно, чтобы ее встречала вся школа. Преподаватели, ученики, домовые, даже ангарные джинны.

– А это зачем? – спросила Таня.

– Ну как? Агнесса – это ж не домашний дракон! Инстинкты у нее ого-го, а главное, она никого тут не знает. Шпионам Той-Кого-Нет не позавидуешь! Она их из-под земли выцарапает!

– «Один к дракону в лапы угодит» , – протирая очки, негромко сказал академик, однако Тарарах его не расслышал. Он тряс своими здоровенными ручищами Таню, повторяя:

– Что стряслось-то? Выше клюв! Чагой-то ты какая-то нерадостная!

– Я радуюсь про себя, – сказала Таня.

– По-моему, ты радуешься очень про себя! – уточнил питекантроп и захохотал, довольный собственной шуткой.

У Тани была привычка оставлять зарубки на теле времени. Зарубки самые простые. Например, она процарапывала ногтем полоску на покрашенной стене и говорила себе примерно так: «Когда я через месяц увижу эту царапину, все мои сегодняшние проблемы будут позади! И я посмеюсь над той Танькой, которую это так заботило… Но тогда же у меня наверняка появятся другие проблемы, которые тоже будут казаться неразрешимыми. И они тоже отлично разрешатся. Так что, может, не заморачиваться уже сейчас?»

Или, скажем, она записывала в блокноте: «Я сижу на лекции и притворяюсь, что слушаю. Рядом со мной на столе лежит сломанный карандаш». И представлялось ей, что пройдет время и не будет лекций, не будет сломанного карандаша на столе – а в этой записи в блокноте время останется навеки замороженным. Свершившимся.

Вот и теперь, прежде чем войти в магпункт к Гробыне, она быстро подошла к подоконнику и, наклонившись, ножом чиркнула по дереву.

– Когда я подойду к зарубке в следующий раз, мне будет смешно, что я тряслась и боялась войти к Склеповой! – успокоила она себя и решительно толкнула дверь.

Ягге в магпункте не было. Таня направилась к ширме. Кавалеры грозили ей шпагами, дамы – зонтиками, и все разговаривали нарисованными голосами. Их реплики всплывали в облачках, как это бывает в комиксах.

Не обращая на них внимания, Таня заглянула за ширму. Кровать Гробыни показалась ей пустой. Она начала поворачиваться, чтобы уйти, но тут ее окликнули.

– Эй, Гроттерша! Принесла мешок из-под костей? Где моя «смерть гламуру»?

Таня увидела Гробыню. Склепова лежала, закинув руки за голову. Таня едва узнала ее. Это была не Гробыня, а ее оторвавшаяся тень. Сквозь грудь и плечи просвечивала подушка. Скомканная простыня валялась на полу.

Таня поспешно сунула Гробыне мешок с теми вещами, которые Склепова заказывала. Гробыня мешок взяла, но заглядывать в него не стала и равнодушно кинула рядом с тумбочкой.

– Ты меня едва увидела! Я стала призраком! – заявила она.

– Да не! Ерунда! Я думала, ты спишь! – Таня сама удивилась, как быстро соврала.

Гробыня усмехнулась.

– Хочешь повеселиться? Подними меня! – потребовала она.

Таня веселиться отказалась. Тон Склеповой ей не понравился.

– Лучше я Гуню позову!

– Не надо никого звать! Ты оторвешь меня одной рукой. А скоро и одним пальцем. А однажды кто-нибудь забудет закрыть двери, и меня унесет сквозняком! Правда, смешно? Сквозняк тащит человека и ударяет его о стены! Ха-ха-ха!

– Перестань, Гробо! Не надоело себя жалеть? Несет сквозняком – вцепись зубами в шторы! – сказала Таня.

Гробыня поджала колени к груди и рывком села.

– Просто досадно! Столько сюда прорывалась, готовилась к Гонкам, а тут… Все, проехали! Где там мой мешок?

Склепова рылась в мешке и ругала Таньку, что та все напутала.

– Что ты притащила? Помаду! А я что просила? Помаду! Гроттерша, ты вечная сиротка!

– Слушай, но ведь ты помаду и просила!

– Помада помаде рознь! Не надо было меня слушать! Я бедная женщина, а не Дельфийский оракул! Я не могу знать, что мне захочется в следующую минуту! Когда тебя просят принести веник – тащи пылесос и не ошибешься!

– В следующий раз так и сделаю.

Гробыня поморщилась.

– Фу, Танька! Ты стала как они! С тобой и поругаться нельзя. Неужели я действительно так тяжело больна?

– Да нет, с чего ты решила?

– А с того, что мне хамить перестали. Терпелюшки все такие, я фигею… Кстати, а мирок симпатичный! Тут, если зубы есть, дыры выгрызать можно, да только все равно не то.

– Чего «не то»? – быстро спросила Таня, любившая откровенность.

Гробыня дернула ногой.

– А то не то! Знаешь, что меня тут дико раздражает? Они сюсюкают. Например, тут парень подходит к девушке и говорит: «У тебя красивые глаза!» Тупость! Нужны ему ее глаза! Я бы не удержалась и ляпнула: «Да правда, что ли? Тебе их дать поковырять или с собой возьмешь?»

– А надо как?

– Надо подойти к девушке и сказать что-нибудь в духе: «Я хочу с тобой жить и с тобой умереть. И чтобы ты родила мне десять детей». А если и умирать не готов, и дети не нужны, зачем тогда глазки пальчиками ковырять? Не вижу логики!