Виталий Губарев - Часы веков

Сначала Мухе показалось, что он опирается на посох, но присмотревшись, девочка увидела, что он держит в руке топор. Отточенный и гладко отшлифованный камень был накрепко прикреплён кожаными ремнями к длинному древку — в трёх местах эти тугие, искусно переплетённые ремни пронизывали камень насквозь. Муха невольно подумала, как трудно было юноше просверлить в топоре три отверстия: ведь ему пришлось камень сверлить камнем!

Юношу мучали сомнения. Он шагнул вперёд и опять остановился, приподняв одну ногу. Подрагивающие пальцы этой ноги неторопливо прощупывали тёплую золу: а вдруг там прячется огонь! Но огонь под золой уже погас, и он, успокоенный, сделал ещё несколько шагов.

— Э-о! — резко крикнул он, оборачиваясь к кустам. — Э-о!

Среди увядшей зелени снова появилось девичье лицо, на котором ясно отражались смешанные чувства ужаса и восхищения беспредельной смелостью юноши. Вероятно, ни один из знакомых ей соплеменников не подходил так близко к самому страшному из всего того, что можно встретить в жизни.

— Чоос! — тихо и проникновенно сказал юноша, улыбаясь ей и продолжая ворошить золу босой ногой.

Кто знает, что означало это странное слово «чоос»? Может быть, юноша хотел сообщить подруге, как мягок и приятен на ощупь серый пушистый порошок, сотворённый огнём, и какое ласковое тепло разливается по телу от соприкосновения с ним? Девушка тоже улыбнулась, пересилив страх. Но её приоткрытые красные губы всё ещё взволнованно подрагивали.

Ободрённый её улыбкой, он шёл по выжженной земле медленно и настороженно, затаив дыхание, как ходят в наши дни мальчишки по первому льду на речке. Внезапно юноша вздрогнул и замер на месте: он увидел погибшего в огне оленёнка. Вот оно, доказательство того, как коварно приятное тепло под ногами! Великий Огонь несёт смерть всему живому!

Он попятился. Но, видно, желание узнать неведомое на этот раз победило в нём страх. Что сделал огонь с оленёнком?

Юноша протянул вперёд топор и разрезал каменным остриём обуглившуюся шкуру. Она легко отвалилась от запечённого мяса, над которым поднимался тонкий ароматный пар.

Юноша потянул носом воздух. Непривычный запах, должно быть, и отталкивал и почему-то дразнил обоняние. Юноша брезгливо поморщился: он знал вкус крови и сырого мяса, знал вкус сырых кореньев и ягод, но никогда у него во рту не было ничего того, к чему прикасался огонь. И всё-таки лёгкий аромат изжаренного мяса чем-то привлекал его.

— Да попробуй же его, дурень! — услышала Муха шёпот часового мастера. — Смелее, молодой человек! Честное слово, жареный оленёнок куда приятней, чем какая-нибудь длиннохвостая крыса, которую вы, небось, не раз пожирали прямо с шерстью, когда бывали голодны!

— Тише! — с мольбой прошептала Муха. — Опять вы затараторили, как пулемёт!..

Юноша наклонился над оленёнком, вынул откуда-то из своего наряда каменный нож и отрезал довольно большой кусок жареного мяса.

— Очень хорошо! — зашептал Великанов. — Роскошное филе! Такое подадут не в каждом ресторане! Теперь отведайте его на вкус, молодой человек, и мы с Мухой станем свидетелями, как в жизни первобытного человека начнётся новая эра! Эра огня! Из врага огонь превратился в вашего вечного друга!

Юноша поднёс мясо к носу.

— Юх! Юх! — испуганно закричала девушка, что, наверно, означало — «нельзя, нельзя». Но было уже поздно: юноша жевал жареное мясо!

Сколько чувств отразилось на его диковатом лице! Любопытство, брезгливость, страх и, наконец, удовольствие, которое ему доставляла новая пища.

Девушка смотрела на него широко открытыми неподвижными глазами.

Юноша прожевал и проглотил мясо, комически вытягивая шею. На его лице блуждала улыбка. Он опять поднял ко рту кусок оленины и уже больше не опускал. Он звучно чавкал и посапывал от наслаждения, жир блестел на его щеках и кончике носа. Он сделал последний глоток и восторженно прокричал:

— Чоос! Чоос!

От возбуждения юноша пританцовывал, призывая свою подругу отведать жареной оленины. Она не шла, испуганно покачивая головой.

— Най шарос тогу! — убеждающим тоном сказал он и указал рукой на восток. Возможно, где-нибудь далеко в той стороне обитало племя, которое уже приручило Великий Огонь и заставило служить себе. И возможно, люди из этого племени рассказывали о том, как хорошо огонь согревает их в холод, охраняет от болезней и делает пищу здоровой и вкусной. Но тем людям, наверно, не верили, считая их бессовестными хвастунами. А сегодня юноша убедился, что они говорили правду…

— Най шарос тогу, — значительно повторил он, отрезая ещё один кусок оленины. Держа мясо в вытянутой руке и мягко ступая по золе, юноша шёл к своей подруге. А она замерла на месте, не сводя глаз с оленины, дымящейся на его ладони.

— Ам, — ласково сказал он, протягивая ей мясо.

Девушка робко взяла мясо.

— Ам, — снова сказал он подбадривающе.

Она откусила небольшой кусочек. Юноша выжидательно смотрел, как она, перестав дышать, жуёт мясо.

— Чоос! — проговорила девушка нежным гортанным голосом, глубоко вздыхая и улыбаясь.

И в ту же минуту далеко-далеко раздался мелодичный звон:

— Бо-о-оммм…

Так же, как и в первый раз, когда пробили часы веков, всё вокруг Мухи и Великанова изменилось в одно мгновение. Прежде всего они почувствовали очень сильный, сбивающий с ног холодный ветер. Потом Муха увидела голый осенний лес, бешено раскачивающийся под ветром, и услышала тягостный вой урагана. Низкие клочковатые облака грязно-серого цвета, словно тени, неслись над ревущими и свистящими деревьями. И, казалось, что всё кругом летит куда-то в неровном, дрожащем свете.

Шуба вырвалась из рук Великанова и, хлопая полами, запорхала над пожелтевшей травой. Он побежал за шубой, с трудом удерживаясь на ногах, упал, поднялся и снова упал. Муха бросилась ему на помощь, но ветер свалил её и покатил по земле. Она цеплялась пальцами за траву, силясь задержаться на месте, но трава вырывалась вместе с корнями.

Муха безуспешно пробовала кричать, ветер плотной, тугой массой врывался в лёгкие. Она катилась с закрытыми глазами неизвестно куда, беспомощная и обессиленная ураганом.