Виталий Губарев - Часы веков

Муха старательно обмела угол за часами, надеясь втайне обнаружить какие-нибудь следы выхода в древний мир. Она даже постучала пальцем в стенку. Стенка была крепкой, каменной, и было бы просто глупо убеждать родителей, что она видела здесь зелёные папоротники.

И вдруг Муха радостно рассмеялась.

— Папа! Мамочка! Да ведь часы-то стоят!

— Что с тобой, детка? — обеспокоенно сказала мать. — Часы стоят уже пятнадцать лет! Разве ты забыла об этом?

Муха было открыла рот, чтобы рассказать о маленьком часовом мастере Великанове, но запнулась. Чего доброго, родители запретят впускать его завтра в квартиру, а ей так хотелось заглянуть в глубь веков хотя бы ещё один разок!

Но имеет ли она право молчать? Не будет ли это обманом? Её начали мучать угрызения совести. Она никогда не говорила родителям неправду.

А может быть, не говорить о чём-нибудь — это ещё не обман? Может быть, обман — это только тогда, когда говоришь неправду?

Муха поужинала, размышляя над этим сложным вопросом, но так ничего и не решила. Однако на душе у неё было прескверно. Прежде чем заснуть, она долго ворочалась в постели. И родители не спали, с тревогой прислушиваясь, как звенят пружины в её матраце.

После того, как отец и мать ушли на работу, Муха вымыла посуду, подмела пол и вытерла пыль с мебели. Муха очень торопилась, чтобы успеть всё сделать до прихода часового мастера. Её томило нетерпение, и, когда в передней прозвучал звонок, она со всех ног бросилась открывать дверь.

— Здравствуй, Муха-мушка, — сказал часовой мастер, — я очень спешил и чуть не расшиб лоб на вашей лестнице.

Он стоял перед ней на пороге с каким-то свёртком в руке, маленький, окружённый ореолом своих белых волос, от которых, казалось, исходит серебристое сияние.

— Здравствуйте, товарищ Великанов, — взволнованно заговорила Муха, — а часы веков опять остановились!

Он перебросил свёрток из руки в руку и пошёл в столовую, пританцовывая и напевая негромким баском:

Великанов, как и прошлый раз, влез на стул и покопался в механизме, выбивая каблучком мелкую дробь. Потом он спрыгнул на пол и толкнул пальчиком золотистый маятник.

— Тик-так, — чётко и неторопливо заговорили часы, — тик-так, тик-так…

— Идут! — облегчённо вздохнула Муха. — А я так беспокоилась! Товарищ Великанов, а что в вашем свёртке и почему от него пахнет нафталином?

— В этом свёртке, дорогая Муха, некоторые приспособления, придуманные разумным человечеством для борьбы с холодом, а нафталином они пахнут для того, чтобы их не съела моль.

Он развязал свёрток. В нём оказались шубка, шапка-ушанка, валенки и тёплые перчатки.

— Я считаю, что ты должна прихватить для себя такое же снаряжение, если собираешься сегодня отправиться в древний мир, — сказал он Мухе.

— Но ведь там тропическая жара!

— Не уверен.

Она замялась.

— Но я… не спросила разрешения у мамы и папы… — сказала она и, что-то вспомнив, озадаченно посмотрела на часового мастера. — Ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос, товарищ Великанов…

— Я готов ответить на тысячу вопросов, дорогая Муха, если ответы на эти вопросы разгуливают по извилинам моего мозга в ожидании, когда я открою им ворота… Если же они не разгуливают…

— Вы говорите очень запутанно , — перебила его Муха, — а у меня очень простой вопрос: обман или не обман не говорить правду?

— Гм… На мой взгляд, обман — это говорить неправду.

— А не говорить?

— Гм… Это значит не говорить неправду.

— А если не говорить правду?

— То есть говорить ложь?

— Нет, ничего не говорить.

— Ни лжи, ни правды?

— Нет, говорить, но не говорить правду.

— Гм… Или твои, или мои мозговые извилины пострадали от знакомства с человекообразными обезьянами. Ты сказала, что я говорю запутанно, а между тем я сам заблудился в дебрях твоего вопроса. Может быть, это происходит от косноязычия, которым страдают некоторые школьники, но я до сих пор не замечал у тебя такой болезни.

Муха обиделась.

— Вы сказали очень много слов, но я ничего так и не поняла…

— Но я тоже не понял тебя!

— Но у меня действительно очень простой вопрос… Я не рассказала про вас папе и маме. Хорошо это или плохо?

— Плохо, дорогая Муха! Очень плохо! Теперь мне ясно, что тебя беспокоит: ты утаила правду от родителей. Так?

— Так…

— Но раз тебя одолевают угрызения совести, значит, ты понимаешь, что утаить правду — это то же самое, что обмануть. Всегда полагайся на свою совесть: она очень точно разъясняет человеку, как он обязан поступать.

— Полагаться на совесть, — задумчиво повторила она, — странно, что мне в голову не пришла такая мысль раньше…

— Хочу обратить твоё внимание, Муха-мушка, на то, что человек, теряющий совесть, в одну минуту превращается в животное! Собственно, совесть — один из главных признаков, которые отличают человека от животного.

— Я расскажу сегодня про вас папе и маме.

— Гм… Не убеждён, что это доставит им большое удовольствие, но уверен, что решение ты приняла правильное… А теперь, Муха, давай посмотрим, что происходит за второй дверцей наших часов…

Он распахнул дверцу, и в столовую широкими клубами повалил белый холодный пар.

— Там мороз! — вскрикнула Муха.

— Как видишь, я не напрасно рекомендовал тебе запастись тёплым обмундированием, — сказал часовой мастер, поспешно прикрывая дверцу. — С тех пор, когда мы побывали в древнем мире, минуло не мало тысячелетий, и природа там явно претерпела изменения. Одевайся, Муха, и в путь! Ну, что же ты медлишь?

В темноте мухиных глаз блеснули две молнии.

— Если там мороз и снег, — сказала она, улыбаясь, — значит, мы сможем путешествовать на лыжах! Больше всего на свете я люблю лыжи!

— Но у меня нет лыж, Муха…

— С прошлой зимы у нас в кладовке стоят лыжи моей двоюродной сестры. Мне кажется, они будут вам как раз впору.

— Великолепно, Муха! — Довольный Великанов потёр ладонь о ладонь. — Готов посостязаться с тобой в беге, несмотря на то, что ты в шесть раз моложе меня! Это будут первые лыжные соревнования в каменном веке!

Пока она доставала лыжи и переодевалась, он нетерпеливо расхаживал по столовой и напевал гулким басом:

Через четверть часа Великанов и Муха с некоторым трудом протиснулись между золотистым маятником и боковой стенкой часов. Ещё не улетучились окутавшие их клубы пара, а Муха уже почувствовала острый, холодный, ни с чем не сравнимый запах свежего снега. Она глубоко и с наслаждением вздохнула и зажмурилась от нестерпимого блеска сугробов. Это было совершенно поразительно — за несколько секунд из жаркого лета попасть в морозную зиму!