Михаэль Энде - Джим Пуговка и машинист Лукас

А начинается она в стране Медландии, где жил-поживал себе один славный машинист по имени Лукас. Страна Медландия была очень маленькой. Можно даже сказать, очень-очень-очень маленькой, если сравнить ее, например, с Германией, или Африкой, или Китаем. Зато если сравнить ее с обыкновенной квартирой, то она, пожалуй, будет чуть больше.

Посередине страны возвышалась гора, занимавшая почти всю территорию, а вокруг этой горы, у которой было целых две макушки: одна повыше, другая пониже, вились дороги и дорожки с крошечными мостами и туннелями. Кроме того, через всю страну тянулись рельсы — для них даже проделали специальные туннели в горе, чтобы можно было проехать насквозь и быстро добраться до любой точки Медландии.

Само собой разумеется, кроме дорог, туннелей и мостов в Медландии были еще и дома, вернее, их было Два. Один просто дом, другой — дом с магазинчиком. У подножия горы примостилось крошечное здание железнодорожной станции, где как раз и жил машинист Лукас. А наверху, на горе, меж двух вершин стоял королевский дворец.

В общем, в маленькой Медландии помещалось не так уж мало всякого разного, но больше, пожалуй, уже ничего бы не влезло. Главное, здесь нужно было быть очень осмотрительным, а то зазеваешься и ненароком проскочишь государственную границу, и тогда уж точно промочишь себе ноги, ведь Медландия, кроме всего прочего, была не просто страной, а страной-островом. Этот самый остров лежал посреди бескрайнего океана, и потому здесь ни на минуту не смолкал шум морского прибоя. Большие и маленькие волны с грохотом разбивались о границы этого крошечного государства. Впрочем, иногда море успокаивалось, и тогда оно становилось гладким, как зеркало, так что ночью в нем отражалась луна, а днем — солнце. Необыкновенно красивое зрелище и даже немножко торжественное. В такие дни машинист Лукас любил посидеть на бережку и полюбоваться всей этой красотой. Почему, собственно говоря, Медландия называлась Медландией, а не как-нибудь иначе, не знала ни одна душа. Но наверняка этим когда-нибудь займутся ученые и все как следует выяснят.

Теперь вы представляете себе, как выглядела Медландия — страна, в которой жил машинист Лукас со своим локомотивом по имени Кристоф, или Кристи, как называл его ласково Лукас. Локомотив этот был очень хороший, правда, немножко толстый, но зато с настоящим тендером для воды и топлива, который, как и положено порядочному паровозу старого образца, помещался в самой машине, а не болтался где-то там сзади, — без такого новшества Кристоф, слава Богу, прекрасно обходился.

Тут пытливый читатель, конечно, вправе задать вопрос: а зачем, спрашивается, такой маленькой стране нужен паровоз? Видите ли, всякому машинисту нужен паровоз, иначе чем он, по-вашему, должен управлять? Может быть, лифтом? Но тогда бы он назывался лифтистом. А настоящий машинист хочет быть только машинистом, и никем другим. Да к тому же в Медландии не было никакого лифта.

Если говорить о внешности машиниста Лукаса (которого, кстати сказать, нисколько не волновало, нужен ли кому-то там его паровоз или нет), то его можно было бы назвать настоящим крепышом — небольшого роста, кряжистый, круглолицый, он чем-то напоминал упругий резиновый мячик. На голове у него всегда красовалась фуражка, а сам он ходил в неизменном рабочем комбинезоне. Глаза у него были голубыми такими же голубыми, как небо над Медландией в ясную погоду. Но зато лицо и руки были чернее черного — это от масла и сажи. И хотя он мылся каждый день специальным машинистским мылом, ничего не помогало, чернота прямо въелась ему в кожу, ведь Лукас работал машинистом уже много-много лет, а от такой работы, хочешь не хочешь, все равно будешь ходить чумазым как трубочист. Когда он смеялся — а он это делал довольно часто, — то видны были его ослепительно белые зубы, такие крепкие, что он запросто мог расколоть любой самый крепкий орешек. А еще он носил в левом ухе маленькое золотое колечко и курил короткую толстую трубку.

При своем небольшом росте Лукас был настоящим силачом. Ему ничего не стоило, например, завязать бантиком какую-нибудь здоровенную железяку. Никто и не подозревал, что он такой сильный, потому что сам он любил жить со всеми в мире и согласии и ему еще ни разу в жизни не приходилось демонстрировать свои скрытые способности — просто нужды не было.

Но мало того, Лукас был еще, кроме всего прочего, настоящим художником и непревзойденным мастером. Мастером по художественным плевкам. Он так метко плевался, что мог с одного раза затушить горящую спичку с расстояния в три с половиной метра. Но это для него были игрушки, потому что он умел делать кое-что и получше, и вряд ли сыщется на всем белом свете человек, который сумеет сделать то же самое с такой легкостью и изяществом, — нет, никто не сравнится с ним в исполнении двойной петли (это такой особый плевок, который в полете вырисовывает весьма художественную петлю).

Целыми днями Лукас колесил по острову: сядет на свой паровозик и ездит туда-сюда по извилистым рельсам — с одного конца острова на другой, через все пять туннелей, а потом обратно, и так с утра до вечера — все чин чином, и никаких тебе происшествий или там приключений. Кристофу было явно по душе такое занятие — бодро катил он по замысловатым путям, сопя и пыхтя от удовольствия. Ему было так хорошо, что иногда от избытка чувств он принимался упоенно посвистывать. Тогда к нему присоединялся Лукас, и они весело катили и свистели на два голоса. Особенно здорово это получалось в туннелях — ведь там такое замечательное эхо.

Лукас и Кристоф были, конечно же, не единственными обитателями Медландии. Кроме них здесь жил, например, медландский король, который правил всей страной. Он занимал тот самый дворец, что стоял на горе между двумя вершинами. Короля звали Альфонс Без Четверти Двенадцатый — потому что он родился без четверти двенадцать. Он был неплохим правителем. Во всяком случае, никто о нем не мог сказать ничего худого, как, впрочем, и хорошего, да и что можно сказать о короле, который, как правило, сидит у себя во дворце в красном плюшевом халате и в клетчатых шлепанцах и болтает по телефону. Для этого он велел установить себе специальный королевский аппарат — очень большой и весь из золота.