Дмитрий Емец - Приключения домовят

Мамы его одноклассниц превратились вдруг в смешливых, ловких, как обезьянки, девчонок. А папы стали мальчишками, которые даже мимо ржавой гайки не могут пройти без того, чтобы её не поднять.

Папа-Сидоров сделался маленьким лопоухим мальчишкой, похожим на своего сына как две капли воды. Он схватил с пола сумку и швырнул ею в Митю, но вместо Мити попал в папу-Васильева. Папа-Васильев и папа-Сидоров сцепились и покатились по полу.

– Вот тебе, вот! – бормотал папа-Васильев, тузя папу-Сидорова.

– Я маме расскажу! – ныл папа-Сидоров.

Толстощёкая серьёзная девочка, немного напоминавшая учительницу Ирину Максимовну, жадно уплетала конфеты, коробка которых лежала у неё на столе. Лицо учительницы было перемазано шоколадом. Она посмотрела на Митю и сказала:

– Иди отсюда! У меня у самой мало!

В другом конце класса несколько мам бережно пеленали в занавеску котёнка, а чей-то папа с восторженными воплями стрелял из водяного пистолета.

Кто-то из мам нашёл у себя в сумочке губную помаду и пудреницу. Через минуту все девочки в классе были накрашены от ушей до кончика носа включительно.

Папа-Васильев поколотил папу-Сидорова и теперь хотел отобрать конфеты у Ирины Максимовны. Но Ирина Максимовна, воинственная, как дикая кошка, двинула папу-Васильева журналом по голове. Папа-Васильев с позором бежал и спрятался под парту.

Недопелёнутый котёнок вырвался из цепких рук девочек и забрался по занавеске под самый потолок.

Митя взглянул на классные часы. Пять минут истекли. Колдовство Ворчуна начало понемногу проходить. Один за другим дети опять превращались во взрослых. Ирина Максимовна в недоумении смотрела на свои вымазанные шоколадом руки и не понимала, что это на неё нашло. Папа-Васильев и папа-Сидоров, минуту назад подравшиеся, теперь извинялись и отряхивали друг у друга испачканные пиджаки. А лица мам оказались выпачканными губной помадой и румянами от носа и до ушей.

Естественно, про странное поведение Митиного папы все забыли. Да до того ли им теперь было!

Ирина Максимовна поспешила закончить родительское собрание.

– Никто не должен знать о том, что с нами произошло! – предупредила она на прощание. – Вы же не хотите потерять авторитет у собственных детей? Помните, что мы, взрослые, должны подавать им пример!

И мамы с папами торжественно обещали, что никому не расскажут, что с ними приключилось.

Но после они не раз ловили себя на мысли, что им понравилось, хотя бы на несколько минут, ощутить себя детьми. Они часто вспоминали, как весело было краситься губной помадой, пеленать котят и швыряться портфелями. После этого случая они стали относиться к своим детям с большим пониманием и не так часто, как прежде, бранили их за безобидные в общем шалости.

И правда. Что ни говори, а все, даже самые серьёзные и строгие мамы и папы, когда-то были детьми, и где тогда была их серьёзность и строгость – непонятно.

В конце октября неожиданно потеплело, словно бы природа ненадолго ожила и встряхнулась, прежде чем погрузиться в зимний сон. По утрам асфальт возле подъезда был засыпан разноцветными листьями, и дворник Михеев угрюмо расшвыривал их метлой.

Целую неделю Аня и Митя почти не видели Ворчуна. Он редко выходил из комнатки домовят, и непонятно было, что с ним творится. Домовята бродили понурые и обеспокоенные. Они перестали смеяться и часто шептались о чём-то по углам.

– Где Ворчун? Может, мы его чем-то обидели? – спросила как-то Аня.

Пузатик грустно покачал головой:

– Волчун заглустил. Лежит на кловати и слова не скажет.

– А почему он загрустил?

– О лесе своём думает. Пока у него был лес, он целыми днями с ним занимался. Сажал делевья, болтал с птицами, лугался с клотами, гулял на свадьбах у белок.

Вреднючка всхлипнула:

– Бедный дедушка! Что с ним будет? Домовёнок не может жить без дома, а леший – без леса.

Митя и Аня принялись успокаивать Вреднючку, говоря, что они обязательно что-нибудь придумают.

– Я, кажется, знаю, как помочь Ворчуну, – Аня шепнула что-то на ухо Мите.

Он закивал и заулыбался:

– Скажи и им тоже!

Домовята с надеждой посмотрели на Аню.

– Помните Тимирязевский парк? Мы его видели, когда на крокодиле летали. Его нельзя назвать большим, но всё-таки это лес. Мне дедушка рассказывал, там когда-то было царское имение. Так что это не простой лес, а царский.

Грустное личико Вреднючки посветлело.

– Сегодня же отведём дедушку в парк! Только не говорите ему ничего заранее. Дедушка ужасно упрямый и может отказаться от чужого леса.

Пузатик и Вреднючка побежали уговаривать Ворчуна пойти на прогулку. В комнатке было полутемно. Ворчун лежал на кровати лицом к стене и молчал.

– Дедушка Ворчун! Митя и Аня хотят тебе кое-что показать, – звонко сказала Вреднючка.

– Ничего я не хочу! Отстаньте от меня! Не тормошите! – Ворчун закашлялся. Последнее время он стал раздражительным.

– Дед, не упрямься, пожалуйста! Всего одна маленькая прогулочка! А потом опять ляжешь, – убеждала его Вреднючка.

Наконец ей удалось уговорить Ворчуна.

– Ну хорошо, хорошо, только отстаньте! – Леший с трудом поднялся с кровати.

За последние дни он осунулся и напоминал старую высохшую шишку.

– Ну чего вы там хотели показать? Показывайте скорее! – хрипло потребовал Ворчун.

Митя вынул из школьной сумки все учебники и посадил туда Ворчуна. Леший стал совсем лёгким, не тяжелее шишки.

– Мы хотим показать тебе одно местечко. Потерпи немножечко!

С Ворчуном в сумке Митя и Аня вышли из подъезда и пошли по дорожке по направлению к Тимирязевскому парку. Домовята смотрели им вслед из окна.

Вреднючка тихонько плакала. Ей жаль было расставаться с дедушкой. Пузатик, глядя на неё, тоже стал тереть нос кулачком. «Не леви, Вледнючка, не леви, а то я тоже залеву!» – попросил он. Только Хлопотун казался спокойным.

– Домовятам полагается жить в доме, а лешим – в лесу… Во всём должен быть порядок. Опять же в комнатке просторнее станет, – бормотал Хлопотун.

Ворчун сидел в сумке безо всякого интереса, молчал и не смотрел по сторонам.

День был солнечный, но ветреный. Жёлтые листья клёнов и берёз уже лежали под ногами мягким разноцветным ковром. Только дубы ещё не поддавались осени. Листья на них были зелёными и свежими, как в начале лета.