Эдит Несбит - Укротители драконов

Высился когда-то замок, но с годами стал он таким старым, что его стены, и башни, и башенки, и ворота, и своды — все обратилось в руины и от всего его былого величия остались всего две маленькие комнатки…

В этих-то руинах кузнец Джон и устроил свою кузницу. Он был слишком беден, чтобы поселиться в настоящем доме; за комнаты же в руинах никто не требовал с него квартирной платы, так как все владельцы замка давно умерли.

Итак, здесь Джон раздувал свои мехи, ковал свое железо и исполнял всякую работу, которая только попадалась ему в руки. Занятие это было далеко не прибыльным, потому что большая часть подобной работы доставалась городскому голове, который также имел кузнечную мастерскую обширных размеров и большой завод против городского сквера. У него было двенадцать учеников, стучавших молотками, точно дюжина дятлов, двенадцать мастеров, которые давали приказания ученикам, самодействующий молот, электрические мехи и масса тому подобных премудростей новейшей техники.

Понятно, когда горожанам нужно было подковать лошадь или сварить ось, они отправлялись к голове. Что до кузнеца Джона, то он перебивался, как мог, довольствуясь случайными заказами, получаемыми от путешественников и иностранцев, которые не знали, какую роскошную кузницу имел голова.

Обе комнаты были теплы и не пропускали ни дождя, ни ветра, но они были довольно тесны, и кузнец вынужден был сохранять старое железо и разный хлам, а также щепки и крохотный запас угля в большой сводчатой тюрьме под замком.

Это была очень внушительная тюрьма, с высокой сводчатой крышей и огромными железными кольцами, винты которых были вмурованы в стену, что делало их очень прочными и удобными для привязывания пленников; с одной стороны ее виднелась полуразрушенная широкая лестница, ведущая вниз, Бог весть куда. Даже владельцы замка в доброе старое время никогда не знали, куда вела эта лестница, хотя время от времени сбрасывали с нее какого-нибудь заключенного по своему разудалому нраву, и — о, чудо! — эти бедняги больше не возвращались.

Кузнец никогда не осмеливался спускаться дальше седьмой ступеньки; я также не отваживался на это, поэтому знаю не больше его о том, что находилось ниже.

У кузнеца Джона была жена и маленький ребенок. Когда жена его не исполняла какой-нибудь домашней работы, она имела обыкновение нянчить ребенка и плакать, вспоминая о счастливых днях, когда она жила со своим отцом, который держал семнадцать коров и жил в деревне, а Джон приходил в летние вечера ухаживать за ней, одетый в праздничный костюм и с цветком в петлице. Теперь волосы Джона начали седеть, и они с ним жили постоянно впроголодь.

Что касается ребенка, он много плакал и днем, но в разные, неопределенные часы, зато ночью, когда мать его укладывалась спать, он каждый раз, точно заведенный, закатывался громким плачем, и ей почти ни на минуту не удавалось уснуть. Это, конечно, утомляло бедную женщину. Ребенок мог вознаградить себя за бессонные ночи днем, если ему хотелось, но его несчастная мать не имела возможности этого сделать. Потому, как только выпадала свободная минута, она плакала, измученная работой и горем.

Однажды вечером кузнец работал в своей кузнице. Он делал подкову для козы одной очень богатой дамы, которой пришло в голову посмотреть, не понравится ли козе ходить в подковах, а также — обойдется ли каждая подкова в пятнадцать или двадцать пенсов, прежде чем она закажет весь набор.

Это был единственный заказ, полученный Джоном за всю неделю. Пока он работал, жена его сидела и нянчила ребенка, который, к великому удивлению, на этот раз не плакал.

Прошло таким образом некоторое время, и вдруг сквозь шум, производимый мехами, и стук молота о железо стал прорываться какой-то новый звук. Кузнец и его жена переглянулись.

— Я ничего не слышал, — заявил он.

— И я также, — заявила она.

Но шум все увеличивался, и оба так старались не слышать его, что кузнец принялся бить молотом по подкове сильнее, чем бил когда-либо в жизни, а его жена начала петь ребенку, чего она не делала уже несколько недель.

Но сквозь шум мехов, звон молотка и пение мотора посторонний звук прорывался все громче и громче, и чем сильнее они старались не слышать его, тем яснее он доносился до них. Шум походил на то, будто какое-нибудь огромное животное все мурлыкало, мурлыкало и мурлыкало. А не желали они верить в то, что мурлыканье действительно раздавалось, потому что оно неслось из большой сводчатой тюрьмы, где лежали старые желтые щепки и крохотный запас угля и куда вела полуразрушенная лестница.

— Положительно невозможно, чтобы кто-то забрался в подземную тюрьму, — сказал кузнец, вытирая потное лицо. — Однако мне придется спуститься туда через пару минут за углем.

— Конечно, там никого нет. Как мог кто-нибудь забраться туда? — заметила его жена.

И они так сильно старались поверить, что там никого не могло быть, что под конец почти поверили этому.

Затем кузнец взял в одну руку лопату, в другую молоток, подвесил на мизинец фонарь и спустился вниз за углем.

— Я беру молоток вовсе не потому, что думаю, что там кто-нибудь есть, но им очень удобно разбивать крупные куски угля.

— Я прекрасно понимаю, — сказала его жена, которая принесла уголь в фартуке утром и знала, что это была попросту угольная пыль.

Итак, он спустился по винтовой лестнице в тюрьму и остановился на нижней ступеньке, держа фонарь над головой, только для того, чтобы убедиться, что тюрьма была совершенно пуста, если не считать обломков железа, разного хлама, щепок и угля. Но другая половина ее оказалась полна, и наполняло ее не что иное, как дракон.

— Он, наверно, поднялся по этой гадкой полуразрушенной лестнице, Бог весть откуда, — сообразил кузнец, весь дрожа и пытаясь снова выбраться из тюрьмы по винтовой лестнице. Но дракон оказался проворнее кузнеца: он протянул огромную лапищу, вооруженную когтями, и схватил его за ногу, звеня на ходу, как большая связка ключей или листовое железо, которым изображают гром в театре.

— Нет, вы не уйдете от меня, — сказал дракон голосом, трещащим точно отсыревшая шутиха.

— Боже мой, Боже мой! — взмолился бедный Джон, дрожа сильнее прежнего в когтях дракона, — нечего сказать, симпатичный конец для почтенного кузнеца!

Дракон, похоже, был крайне поражен подобным замечанием.

— Не повторите ли вы ваших слов еще раз? — попросил он очень вежливо.

— Нечего сказать, симпатичный конец для почтенного кузнеца, — повторил смелее Джон.

— А я и не знал этого, — признался дракон. — Представьте себе только! Вы именно тот человек, которого я искал.