Эдит Несбит - Водяная магия

Бернард произнес эту тираду так, словно не только не был расстроен, но, напротив, даже гордился своей уникальной способностью попадаться с поличным и губить в зародыше любое секретное предприятие. Возможно, в этом он был по своему прав, и если кто-то из вас, уважаемые читатели, обладает похожим «талантом», советую вам относиться к нему точно таким же образом. Фрэнсис не мог не признать, что в словах его младшего брата имелась немалая доля здравого смысла.

— Теперь что касается Кэтлин, — продолжил Бернард. — Она моя любимая сестра, и я не хочу, чтобы она впутывалась во всякие неприятные истории. («А я хочу», — встряла в разговор неблагодарная Кэтлин.) Ну так что — вы согласны пойти без нас?

После непродолжительных переговоров (в ходе которых Кэтлин были даны некоторые весьма тактичные пояснения) Мэвис и Фрэнк приняли это условие, и будущий великий полководец изложил свой план операции.

— Вечером, сразу после ужина, — сказал он, — мы нарочно станем играть с большой тачкой — катать на ней друг дружку и все такое прочее, — а когда нас позовут домой, оставим ее на дальнем конце лужайки у старого овечьего загона. Оттуда вам будет удобно ее забрать, когда наступит глубокая ночь. Не забудьте прихватить с собой старые полотенца или еще какие-нибудь тряпки — ими вы обмотаете обод колеса, чтобы оно не грохотало, наскакивая на камни. Ложась в постель, ты, Фрэнк, засунешь к себе под подушку будильник, и он не разбудит никого кроме тебя. Из дома лучше выбираться не через дверь, а через окно в гостиной; то же самое и обратно. Я одолжу вам на время мой новый перочинный ножик с тремя лезвиями и штопором — только не вздумайте его потерять, — чтобы вы могли прорезать дыру в стене палатки. Двигайтесь в обход ярмарки, по тропе, которая ведет к цирку с задней стороны, так вас труднее будет заметить. И последний, самый ценный совет: не ходите туда вообще. Нужна вам больно эта русалка! Если подумать, в ней нет ничего хорошего, один только гонор да пустое бахвальство. Уж лучше бы вместо нее там был белый тюлень… Ага, вот у окна мама с папой. Ни слова больше об этом деле.

После ужина составленный Бернардом план действий начал претворяться в жизнь. Все шло без сучка, без задоринки; правда, чуть погодя Мэвис и Фрэнсис были неприятно удивлены, обнаружив, что испытывают гораздо большие страх и нервозность, чем они могли заранее предположить. Любое настоящее приключение — даже то, что казалось вполне безобидной прогулкой, когда о нем думали и говорили при свете дня — выглядит намного серьезнее, когда вы под покровом ночи приступаете к его осуществлению. К тому же, хотя они и считали, что действуют правильно, спасая русалку, у них совсем не было уверенности в том, что мама и папа одобрят их поведение — в случае, если они об этом узнают. Разумеется, дети ни словом не обмолвились им о своих намерениях. Попробуйте представить себе реакцию родителей, к которым подходят их чада со скромной просьбой: отпустить их глубокой ночью к расположенному в изрядном отдалении цирку, чтобы выкрасть оттуда живую русалку и отвезти ее на колеснице к берегу моря. Подобного рода просьбы могут привести лишь к прямо противоположному результату: родители не только откажутся вас отпустить, но и примут все меры к тому, чтобы вы не смогли провернуть это дело тайком.

Старшие дети предусмотрительно легли в постель, не раздеваясь. Будильник не подвел, в назначенный час зазвенев — или, точнее, задребезжав — под подушкой у Фрэнка так, что никто посторонний его не услышал. Пробравшись в спальню девочек, Фрэнсис разбудил сестру, и они на цыпочках, не одевая ботинок, спустились на первый этаж. При этом не скрипнула ни одна ступенька; окно в гостиной также раскрылось без шума; тачка находилась там, где они оставили ее накануне; мотка бечевки, полотенца и пары чулок вполне хватило на то, чтобы обмотать ее единственное колесо. Не забыт был и перочинный нож Бернарда.

Тачка сама по себе была достаточно тяжелой, и они с тревогой думали о том, каково им придется, когда к ее весу добавится еще и вес русалки. Эти мысли, однако, не помешали им успешно проделать путь от дома до начала тропы, которая огибала по краю пустырь, данном случае игравший роль ярмарочной площади.

— Как по-твоему, сейчас достаточно глубокая ночь? — шепотом спросила Мэвис, когда впереди при свете звезд замаячили контуры циркового шатра.

— Около двух часов: глубже некуда, — ответил Фрэнк. — Однако меня беспокоят цыганки. Насколько я знаю, они по ночам разглядывают звездное небо, чтобы потом предсказывать по звездам судьбу. Вдруг они в это время не спят? Предлагаю оставить тачку здесь и налегке разведать обстановку.

Так они и поступили. Их пляжные тапочки ступали по траве совершенно бесшумно; подходя к шатру, Фрэнсис едва не запнулся о конец натянутого троса, но в последний момент все же успел заметить и перешагнуть препятствие.

«Будь сейчас на моем месте Бернард, он наверняка шлепнулся бы на землю и поднял жуткий шум», — подумал он. Они обогнули шатер и приблизились к тому месту, где по их расчетам должна была находиться комната с русалкой.

«Они умирают в неволе… они умирают в неволе…» — раз за разом повторяла про себя Мэвис, стараясь этим напоминанием поддержать свою с каждым шагом все более ослабевающую решимость. — «Это вопрос жизни и смерти… жизни и смерти… жизни и смерти…»

Они медленно продвигались вперед, обходя вбитые в землю колья, перешагивая или ныряя под натянутые канаты, и наконец добрались до характерного прямоугольного выступа в стенке шатра. Сомнений не было — именно здесь стоял металлический бак, в котором томилась пленница. Далее по плану Бернарда полагалось, вспоров брезент, проделать в нем достаточно широкое отверстие. Фрэнсис извлек из кармана перочинный нож с тремя лезвиями и штопором, и тут в его душе шевельнулось сомнение: справится ли этот с виду не очень внушительный инструмент с толстой и плотной материей шатра, а если и справится, то не произведет ли эта операция слишком большой шум? Мэвис, чувствуя, что сердце ее как будто поднимается к горлу и вот-вот выпрыгнет наружу, тихонько поскреблась в стенку, рассчитывая на успокоительный ответный сигнал. Ответ последовал незамедлительно, однако это был не шорох и не звук голоса, а нечто куда более неожиданное: поверхность шатра вдруг рассекла длинная темная полоса, которая в следующее мгновение раздвинулась и открыла взорам детей бледное лицо русалки — в стене зиял вертикальный разрез, тянувшийся от самой земли до высоты человеческого роста.

— Ну и где ваша колесница? — спросила русалка нежнейшим и благозвучнейшим шепотом, который был все же недостаточно приятен на слух для того, чтобы полностью скрыть ее нетерпеливое раздражение.