Эдит Несбит - История амулета

— Вот подожди, придем к фараонскому дворцу, тогда увидишь! — так же шепотом защищалась Джейн.

Действительно, дворец оказался самым великолепным зданием из всех, что детям довелось повидать в этот долгий день, но, по правде говоря, если бы кому-нибудь пришло в голову поставить его у входа во дворец вавилонского короля, то сей достойный монарх наверняка побрезговал бы вытирать о него ноги. Путь ко дворцу преграждала высокая кирпичная стена с огромным, сложенным из толстых плит песчаника, порталом, внутри которого виднелись наглухо закрытые створки ворот. Эти самые створки были тоже ничего себе — кедровые, с бронзовыми навесами и замысловато закрученными узорами из бронзовых же гвоздей. Справа от ворот наличествовала маленькая калитка, через которую молодой жрец, шепнув стражникам какое-то одному ему ведомое волшебное слово, и провел четверых детей.

За стеною оказался весьма приличный сад, в котором произрастали все известные древним египтянам деревья и цветущие кусты. Посреди сада отсвечивало зеркальной гладью вод небольшое, обсаженное по краям какими-то необычайно синими цветами, озеро, по поверхности которого безмятежно плавали туда-сюда утки («как две капли воды похожие на сент-джеймсских», клялся и божился позднее Роберт).

— Казармы телохранителей, кладовые, домик царицы, — объяснял жрец, указывая на встречавшиеся им по пути здания.

Они быстро прошли через мощенный каменными плитами внутренний дворик, и жрец опять принялся шептаться с охранявшими вход во дворец воинами.

— Нам повезло, — сказал он, когда переговоры были закончены, и вся компания очутилась на ступенях дворца. — Фараон все еще ведет прием в Зале Славы. А теперь слушайте меня очень внимательно! Когда вы окажетесь в Высочайшем Присутствии фараона, не постыдитесь выказать переполняющие вас восхищение и благоговейный трепет. Ничуть не повредит и повалиться ниц, закрывая лицо руками. Но самое главное, ни в коем случае не начинайте говорить, пока вас не спросят!

— Когда мой папа был еще совсем маленьким, — сказал Роберт, — у нас в стране были в ходу очень похожие правила.

У входа в Зал Славы роилась огромная толпа народа. Люди кричали, спорили, толкались и изо всех сил напирали на стражников, которые, казалось, подчинялись лишь одному правилу — а именно, пропускать только тех, кто даст им самую большую взятку. На этом своеобразном аукционе детям довелось услыхать такие фантастические посулы, что они только диву давались, отчего эти самые крохоборы в доспехах до сих пор еще не завладели всем миром.

По всему периметру зала проходил ряд высоких деревянных колонн, сверху донизу изукрашенных яркими цветными орнаментами. Потолок был обит кедровыми панелями и сверх всякой меры выложен золотом и драгоценными камнями. Посреди зала уровень пола поднимался на одну невысокую ступень, за ней следовала еще одна, а поближе к противоположной от входа стене начиналась узкая крутая лестница, выводившая непосредственно к трону египетского владыки. На фараона было любо-дорого посмотреть: он сидел неподвижно, как статуя, и на голове у него была двойная красно-белая корона, а в руках — золотой скипетр. Над троном имелся резной деревянный навес, поддерживаемый двумя ярко разукрашенными столбиками, а вдоль стен тянулся ряд низеньких скамеек, на которых, развалившись в самых живописных позах и вкушая прохладительные напитки, отдыхали друзья, родственники и доверенные лица Повелителя.

Молодой жрец бесстрашно повел детей вверх по ступеням. Когда все пятеро оказались перед самым троном, он внезапно рухнул на пол и закрыл лицо руками. Детям ничего не оставалось, как последовать его примеру, причем Антее, чтобы не раздавить при этом Псаммиада, пришлось исполнить самый настоящий акробатический трюк.

— Поднимите их! — раздался у них над головами голос фараона. — Я буду говорить с ними.

Набежавшие со всех сторон распорядители приема схватили всех пятерых под мышки и моментально придали им вертикальное положение.

— Кто вы такие, о чужеземцы? — начал было фараон, но тут его взор обратился на молодого жреца, и он весьма грозно закричал: — Как смел ты, о вероломный Рекх-мара, запятнать своим появлением мое Высочайшее Присутствие, когда твоя непричастность к известному тебе гнусному обману еще до сих пор не установлена?!

— О несравненный владыка! — взмолился молодой жрец. — Ты, что являешь собой нетленный образ великого Ра и его божественного сына Гора! Ты, кому подвластны сердца и мысли небожителей и обыкновенных смертных! Ты наверняка уже прочитал в умах этих презренных скитальцев, что они являются детьми детей покоренной и попранной Твоею пятой Империи, где никогда не заходит солнце. О, боголикий! Им ведома магия, которая неизвестна египетским мудрецам, и они покажут Тебе свое искусство. А еще они принесли из своей рабской страны дары, которые и хотели бы поднести к благоуханным стопам Фараона, в сердце которого живет мудрость богов и устами которого глаголет их истина!

— Все это очень хорошо, — капризно сказал фараон, — но где же сами дары?

Четверо детей покоренной и попранной благоуханной пятой фараона нации внезапно оказались в центре внимания самого блестящего, самого золотого и самого разукрашенного общества из всех, что когда-либо существовали на земле. Немного оторопев от столь внезапного оборота событий, они неловко раскланялись на все четыре стороны и извлекли на свет Божий старый железный замок, несессер и булавку для галстука.

— Но это никакая не дань, — пробормотал Сирил себе под нос. — Англия еще никому не платила дани.

Главный распорядитель забрал у детей дары и, изогнувшись чуть ли не до самого пола, передал их фараону. Тот некоторое время изучал их с огромным интересом, а затем распорядился: — Отнесите все это в Царскую Сокровищницу!

Детям же он сказал следующее:

— Дары, конечно, незначительные, но все же достаточно чудные и даже, пожалуй, изысканные. А что там насчет магии, Рекх-мара? — добавил он, обращаясь к молодому жрецу.

— Эти недостойные сыновья покоренной нации… — начал разливаться Рекх-мара.

— Да ничего подобного! — сердито прошипел Сирил.

— …покоренной и попранной нации могут на глазах у всех высечь огонь из крохотного кусочка древесины.

— Крайне было бы интересно посмотреть, как это у них получится, — сказал фараон, точь-в-точь как перед тем Рекх-мара.

Сирил выступил вперед и без лишнего шума зажег спичку.

— Хочу еще! — сказал фараон, на этот раз более всего на свете напоминая Ягненка, опустошившего очередное блюдце с вареньем.

— Он больше не может колдовать! — внезапно зазвенел под сводами зала голос Антеи. Тотчас же глаза всех присутствующих обратились на нее. — Не может, потому что у него в ушах звучат голоса свободнорожденных, но угнетенных людей, требующих пива, хлеба с луком и увеличения обеденного перерыва! Если эти люди получат все, чего требуют, колдовская сила вернется к нему.