Иоганн Гете - Сказка

Тем временем мопс не переставал ластиться к красавице, а она весело отвечала на заигрывания своего прозрачного любимца, отпугивала его, хлопая в ладоши, а потом бежала за ним, звала к себе, старалась поймать, когда он удирал, прогоняла, когда он к ней льнул. Юноша, все больше и больше досадуя, молча глядел на эти забавы. Но когда она взяла на руки безобразного мопса, на его взгляд препротивного, когда она прижала его к своей белоснежной груди и ее небесные уста коснулись поцелуем черной морды, юноша не выдержал и в отчаянии воскликнул:

— Ужели я обречен злой судьбой быть подле тебя и быть с тобой разлученным? Ужели я, из-за тебя потерявший все, Потерявший даже себя самого, обречен своими глазами видеть, что эта мерзкая образина радует, привлекает тебя, наслаждается в твоих объятиях? Ужели я должен и впредь скитаться сюда и обратно и совершать все тот же печальный круг, переправляясь с одной стороны реки на другую? Довольно! В сердце моем еще тлеет искра былой отваги, пусть вспыхнет она в этот миг последним пламенем. Если камни могут покоиться у тебя на груди, пусть я стану камнем, если твое прикосновение несет смерть, я хочу умереть от твоей руки.

С этими словами он сделал резкое движение; ястреб слетел с его плеча, а он кинулся к красавице. А она, желая остановить его, протянула вперед руки, но тем скорее его коснулась. Он лишился сознания, и скованная ужасом Лилия ощутила у себя на груди милую ее сердцу тяжесть его тела. Она вскрикнула и отступила на шаг, а прелестный юноша мертвым упал из ее объятий на землю.

Несчастье свершилось! Нежная Лилия словно окаменела, остановившимся взглядом смотрела она на бездыханное тело, казалось, сердце уже не бьется у нее в груди, в глазах не было слез. Напрасно ластился к ней мопс, прося ее ласки, вместе с другом сердца для нее умер весь мир. Застыв в немом отчаянии, она не искала помощи, зная, что помощи нет.

Тем проворнее зашевелилась змея, казалось, ее мысли заняты спасением юноши. И вправду, удивительными движениями своего гибкого тела ей удалось хоть на первое время задержать страшные последствия несчастья. Кольцом обвилась она вокруг мертвого юноши, захватила зубами конец своего хвоста и больше не двигалась.

Спустя немного пришла одна из красоток-прислужниц, принесла складной стул из слоновой кости и ласково усадила на него прекрасную Лилию; за ней вскоре появилась другая, с огненно-красным вуалем, и скорее украсила, чем покрыла им голову своей госпожи, третья подала ей арфу, и не успела Лилия взять арфу и извлечь из струн несколько звуков, как первая прислужница вернулась с светлым круглым зеркалом и, став перед прекрасной Лилией, поймала ее взгляд, и Лилия увидела в зеркале отражение дивного, небывалой красоты образа. Горе одухотворило ее красоту, вуаль придал ей еще больше очарования, арфа — прелести, и столь же сильно, как надежда, что печальная ее участь изменится, было у всех желание, чтобы образ ее сохранился таким, как сейчас.

Устремив тихий взгляд на зеркало, Лилия извлекла из струн мягкие мелодичные звуки, а когда скорбь ее возрастала, струны громким ропотом отзывались на ее боль. Не раз открывала она уста и пыталась запеть, но голос изменял ей, и вскоре боль ее разрешилась слезами; две прислужницы пришли ей на помощь и поддержали ее, арфа упала с ее колен, и третья девушка едва успела подхватить и унести ее.

— Кто, пока солнце еще не закатилось, приведет к нам человека с лампадой? — тихо, но явственно прошипела змея.

Девушки переглянулись, а из глаз прекрасной Лилии слезы потекли еще обильнее. В эту минуту прибежала, с трудом переводя дух, запыхавшаяся старуха с корзиной.

— Я пропала, останусь калекой на всю жизнь! — крикнула она. — Вот, взгляните, — у меня уже почти нет руки! Ни перевозчик, ни великан не хотят переправить меня на ту сторону, — ведь я все еще не вернула свой долг реке, напрасно предлагала я сто кочанов капусты и сто луковок, они требуют только по три овощи, но каждого сорта, а артишоков в этих местах не найти.

— Забудьте о своей беде, — сказала змея, — постарайтесь помочь здешнему горю! Возможно, от этого будет помощь и вам. Не медлите, поспешите отыскать блуждающие огоньки! Еще не стемнело, их не увидеть, но, может, вы услышите, как они смеются, как перепархивают с места на место. Если вы не задержитесь, великан еще успеет переправить вас с ними через реку, — они помогут вам найти человека с лампадой, и вы пришлете его сюда.

Старуха побежала что было мочи, а змея, казалось, с тем же нетерпением, что и Лилия, ждала возвращения и ее и старика. Но — увы! — лучи заходящего солнца золотили уже только верхушки деревьев в лесу, длинные тени легли на озеро и лужайку, змея извивалась от нетерпения, а Лилия утопала в слезах.

В таком бедственном положении змея внимательно следила за всем; она боялась, что солнце зайдет, свет померкнет, тление прорвется сквозь магический круг и с неудержимой силой охватит юношу. Наконец она узрела в небе ястреба с пурпурно-красными в лучах заходящего солнца перьями на груди. Она вся затрепетала от радости, усмотрев в этом доброе предзнаменование, и она не обманулась: вскоре появился человек с лампадой, — будто на коньках, скользил он по озеру.

Змея не тронулась с места, не разомкнула кольца, а Лилия встала и воскликнула:

— Какой добрый гений привел тебя к нам в ту минуту, когда мы так жаждали видеть тебя, так в тебе нуждались?

— Гений моей лампады позвал меня, а ястреб привел сюда. Когда моя помощь нужна, лампада начинает вспыхивать и потрескивать, а я жду и гляжу на небо: птица или падучая звезда указуют мне ту страну света, куда мне направить свои стопы. Успокойся, красавица из красавиц! Помогу ли я, мне не ведомо… Один бессилен и не может помочь, но в единении со многими в урочный час — может. Будем ждать и надеяться! Не размыкай кольца! — садясь на бугорок подле змеи, приказал он и осветил мертвого юношу. — Принесите и милую канареечку и положите ее тоже в кольцо.

Прислужницы вынули из оставленной старухой корзины мертвую птичку и сделали, как повелел старик.

Меж тем солнце уже скрылось, и когда совсем стемнело, засветились не только змея и лампада, как это им полагалось, мягкий свет исходил теперь и от вуаля Лилии, скрашивая нежным, как утренняя заря, румянцем бледные ее ланиты и белое одеяние, что придавало ей особое очарование. Все молча созерцали друг друга; твердая надежда смягчала тревогу и печаль.

Вот почему не без удовольствия было встречено появление старухи в сопровождении обоих веселых огоньков, которые за это время, видимо, сильно поистратились: они опять отощали, но тем учтивее были они в обхождении с принцессой и остальными женщинами. С великой уверенностью и весьма выразительно изрекали они довольно обыденные истины, особенно восчувствовали они то очарование, что придавал светящийся вуаль красавице Лилии и ее прислужницам. Скромно опустили девицы глазки, и от восхваления их красоты еще похорошели. Все, кроме старухи, были спокойны и довольны. Хотя муж и уверял, что рука ее не уменьшится, покуда ее освещает его лампада, она все же твердила, что, ежели так и дальше пойдет, рука — этот насущный и благородный орган ее тела — еще до полуночи исчезнет совсем.