Гай Север - Волшебные истории

— Хозяин, за что вы нас так? — пробормотал, зевая, Тургубадук. — Наобещали с три короба, а сами притащили какую-то вообще девчонку.

— И даже дубинкой огреть нельзя, — добавил Тукка убито.

— Сами виноваты! — огрызнулся Каборга. — Кто гонялся за ежиком? Кто застрял в канаве на полчаса? Кого пришлось отмывать? Я предупреждал! Вы думали, вас дожидаться будут? Подождем, дескать, полчасика, пока Тукка и Тургубадук не приедут, нас не порубят? Кишки не проткнут?

— Но он был такой славный, — пробасил Тукка. — У него были такие ушки, и носик!

— А еще у него были такие блестящие глазки, — прохрипел Тургубадук. — А как он пофыркивал!

— У него были такие иголочки! — басил Тукка. — Внизу черненькие, а сверху все серебристые.

— А коготочки! — хрипел Тургубадук. — Такие остренькие! Почти такие же острые, как моя пика.

— Нет, как моя алебарда, — возразил Тукка.

— Ну уж нет, — отрезал Тургубадук. — Как моя пика! Сейчас как дам тебе в ухо!

— А вот и дай! А я тебе в глаз!

— А я тебе...

— А я...

Девочка прыснула.

— Ну их, — отмахнулся Каборга. — Нам еще два часа ехать.

* * *

Принцесса Тар-Агне была сиротой, и принцессой, вообще-то, называть ее было неправильно. Обращаться к ней надо было «Ваше Величество», но ее звали принцессой — не похожа пока на настоящую королеву, что делать. Кроме дяди (и то двоюродного) родственников у нее не осталось. И дяде приходилось нести на сутулых плечах бремя управления государством. Когда Тар-Агне вырастет, пусть занимается всем сама, а сейчас нельзя ведь бросить ее на произвол судьбы.

Обязанностей по управлению государством было немало, и все они для маленькой королевы были исключительно тяжелы. Например, каждое утро приходилось рано вставать, умываться, одеваться, и не абы как, а рассчитывая на приемы заморских гостей, большинство из которых желало объявить девочке и ее государству войну.

Все они были злые и жадные, всем подавай то кусок побережья, где добывают пурпурных улиток, то долину в горах, где растет лучший на земле виноград, то городок с ювелирами, то еще что-нибудь. Недавно, к примеру, взъерошенный принц из княжества по соседству потребовал, чтобы его за Тар-Агне посватали. Принц уже вытащил шпагу из штопанных ножен и стал тыкать ржавой железкой во все стороны. Если бы не хладнокровие и политический опыт дядюшки, страшно подумать, что бы произошло. Принцессе просто пришлось бы отправить принца на плаху (что, скорее всего, привело бы к войне).

Но это была чепуха по сравнению с пытками, которым подвергалась принцесса на торжественных церемониях. Все они проводились по ужасным, невыносимым правилам, когда нужно было напяливать пыльные тряпки, когда нужно было говорить только то, что подсказывал шепотом дядюшка. А когда пытки съедали последние силы, когда от раздражения хотелось расплакаться, было даже нельзя приказать отправить кого-нибудь на плаху. Всякий раз как Тар-Агне собиралась, наконец, позвать палача, дядюшка нежно впивался пальцами принцессе в плечо. И приходилось снова смотреть на дурацкие рожи.

А сегодня она вообще опаздывала на прием. За окном неслись серые облака, ветер сотрясал карнизы и ставни, тяжелые струи дождя били в стекла. Было холодно, было мрачно, и дядюшка нервничал. В такую погоду маленькая племянница не желала покидать уютных покоев, и даже завтрак приходилось носить в опочивальню. Нужно было выручать ее для важнейшей аудиенции. Сегодня прибыли соседи с востока, с единственной целью — объявить принцессе войну. Дядюшке предстояли сложные дни, когда с одной стороны у него будет дуться и отправлять всех на плаху принцесса, с другой — угрожать ятаганами расфуфыренные в золотой пух и прах послы.

Тар-Агне не появлялась, и дядюшка направил худые длинные ноги в опочивальню. У дверей его встретил отряд преданнейших принцессе стражников.

— Приказано отправлять на плаху каждого, кто приблизится к дверям на расстояние трех шагов, — сказал стражник, сверкая секирой. — Все, я предупредил.

— Знаю, — ответил дядюшка с обычной грустной улыбкой, пересекая черту смерти. — Уже кого-нибудь отправили?

— Пока вроде нет. Но я предупредил!

Дядюшка открыл дверь и вошел в опочивальню. У окна, приникнув лицом к стеклу, стояла принцесса. Подушки и покрывала были разбросаны по полу. Пуфики и скамеечки валялись, перевернутые вверх тормашками. Принцесса стояла в любимой ночной рубашке с синими, в цвет глаз, дракончиками. Она ее берегла, надевала нечасто, и все это значило, что принцесса была в полном нерасположении духа. Сегодня от дядюшки потребуется максимум выдержки и хладнокровия.

— Милая девочка, которая разбросала подушки и покрывала и которая перевернула пуфики и скамеечки, еще не оделась.

Дядюшка подошел к девочке и положил руку ей на плечо.

— Дядюшка, я не хочу одеваться. Я хочу завернуться в покрывало и весь день просидеть у окна. Вот у этого.

Она не поворачивала головы, разглядывая пелену дождя за стеклом.

— В какое покрывало хочет завернуться моя милая девочка?

— Ты знаешь, — принцесса вздохнула. — В которое висит у камина. На стене в Верхней зале. Дядюшка, прикажи. Пусть его принесут, и я в него завернусь. А потом пусть принесут чашку горячего шоколада, с булочкой. Я буду сидеть у окна и смотреть в дождь.

— Девочка, боюсь, сейчас ничего не получится. Во всяком случае, до обеда.

— Почему, дядюшка, почему? — Тар-Агне захныкала. — Почему принцесса не может завернуться в покрывало, приказать себе чашку горячего шоколада и посидеть весь день у окна? Такой замечательный дождь. И даже не принцесса, а уже королева. Ведь так, дядюшка? Ты говорил.

— Милая девочка. Покрывало, о котором ты говоришь, на самом деле не покрывало, а династический гобелен. Ему пятьсот лет. Подумай об уважении к своим предкам, которые его берегли. Они не заворачивались в него, и он провисел до сегодняшних дней.

— Вот провисел, и я теперь завернусь! Не заворачивались — значит, им было не холодно и не грустно. Почему я теперь не могу завернуться?

— Потому что в гобелены не заворачиваются, — дядюшка прижал принцессу к себе. — Сейчас мы умоемся, потом мы оденемся, потом прикажем чашку горячего шоколада, потом выйдем на аудиенцию.

— Никуда мы потом не выйдем! — принцесса захныкала еще сильнее. — Опять они будут говорить глупости и грозиться! Вот они надоели! Дядюшка, давай их отправим на плаху.

— Обязательно, моя хорошая. Но только после того, как умоемся, оденемся и позавтракаем.

— Шоколадом с булочкой, — вздохнула Тар-Агне.

Дядюшка отвел девочку в умывальную, где сдал на руки пухлой старушке, которая нянчила девочку с ее первого дня в этом мире. На какое-то время хныканье перемешалось с плеском воды и кряхтеньем насчет гадких зубных порошков, противного мыла (которое всегда лезет в глаза) и тому подобных превратностей жизни, когда умываешься. Перешли из умывальной в каминную, где уже был накрыт к завтраку стол — любимая чашка, любимое блюдце и любимая ложечка. Принесли шоколад в старинной серебряной шоколаднице и булочку, в которую принцесса сразу вонзила жемчужные зубки.