Михаил Ландман - Академия пана Кляксы

Пан Клякса велел нам стать в сторонку, а сам взялся за работу.

Вещи подняли невообразимый треск, скрип, скрежет. Табуретки и стулья от радости затопали ножками, а пружина в часах даже ойкнула.

Затаив дыхание, мы следили за работой пана Кляксы. Сначала он подошел к столику в углу комнаты, обстукал его со всех сторон, взял за ножку, пощупал пульс и ласково сказал:

— Ну, малыш, сегодня тебе полегче, правда? Температура резко упала, доски срослись. Дня через два ты будешь совсем здоров!

Столик что-то простонал в ответ. Тогда пан Клякса натер ему столешницу мазью и посыпал щели зеленым порошком.

Потом пан Клякса подошел к шкафу, жалобно скрипевшему дверцами.

— Ну как? — поинтересовался пан Клякса. — Прошел кашель? Нет? Ну ничего, не горюй, скоро поправишься!

Он прислонил ухо к стенке шкафа, послушал, потом пипеткой накапал в щели касторки.

Шкаф облегченно вздохнул и благодарно приник к пану Кляксе.

— Завтра я тебя еще раз проведаю, — успокоил его пан Клякса. — Будь молодцом!

На стене висело треснутое зеркало. Пан Клякса взглянул в него, поправил на носу веснушки, потом достал из кармана черный пластырь и заклеил трещину.

— Вот, мальчики, учитесь чинить разбитые стекла! — сказал он весело.

Он потер фланелевой тряпочкой зеркало и снял пластырь. Трещины как не бывало.

— Все в порядке! Анастази и Артур, отнесите его потом в столовую.

С часами было больше возни. Пришлось промыть и протереть все винтики, сжать растянувшуюся пружину, прижечь маятник йодом.

— Бедняжки! — пожалел их пан Клякса. — Натерпелись! Ну ничего, скоро начнете ходить.

Он поцеловал часы в циферблат и дружески похлопал по футляру. Часы сразу зазвонили, стрелки закрутились, маятник закачался, и на всю лечебницу раздалось звонкое: тик-так, тик-так, тик-так!

Нам было очень приятно, что больные вещи так любят пана Кляксу.

Перед самым уходом из лечебницы пан Клякса вдруг обнаружил пропажу своей любимой золотой зубочистки.

— Никто отсюда не выйдет, пока она не найдется, — заявил он.

Начались поиски. Мы облазили на четвереньках весь пол, заглянули во все углы. Матеуш совал клюв во все дырки. А пан Клякса, расстроенный, сидел в воздухе, закинув ногу на ногу, и принимал таблетки для ращения волос, потому что от горя у него выпали два волоска.

Тогда больные вещи сами принялись за поиски. Стулья и табуретки, хромая и подпрыгивая, носились по комнате. Замочные скважины всюду заглядывали. Ящики комодов и столов, кряхтя и охая, высовывались и вытряхивали свое содержимое прямо на пол. Зеркала все отражали. Даже печка не пожелала оставаться в стороне и без умолку причитала:

— Холодно… холодно… тепло. Холодно… тепло… тепло!

Часы шли медленно, но, как только они приблизились к окну, печь завопила:

— Тепло!.. Очень тепло!

Часы окинули взглядом подоконник и стали ощупывать гардины.

— Горячо! Горячо! — закричала печь.

Зубочистка нашлась. Она воткнулась в гардину, почти у самого пола.

Так больные вещи нашли пропажу.

Мы провозились в лечебнице почти до полудня. Обычно в это время пан Клякса улетал на охоту за бабочками, а мы шли к пруду или на площадку, где у нас один урок всегда проходил на свежем воздухе.

Так было и на этот раз. Пан Клякса выпорхнул через окно в сад и полетел на охоту, а мы с Матеушем отправились во двор на урок географии. Первый раз в жизни я видел такой урок географии, хотя до этого учился в двух школах.

Матеуш выкатил на поле большой глобус и разделил нас на две команды, как при игре в футбол. Матеуш был судьей. Он без устали носился за мячом и свистел, если кто-нибудь допускал промах. Игра заключалась в том, чтобы одновременно с ударом по глобусу назвать местность, куда угодил носок башмака.

Матеуш засвистел, и игра началась. Мы носились по полю как угорелые и изо всех сил били по мячу.

При каждом ударе раздавался голос кого-нибудь из игроков:

— Краков!

— Австралия!

— Лондон!

— Татры!

— Кунцево!

— Висла!

— Берлин!

— Греция!

Всякий раз Матеуш свистел. То оказывалось, что Антоний спутал Кельцы с Китаем, то — что Альберт принял Африку за Балтийское море, то еще что-нибудь.

Мы играли с большим увлечением: толкались, падали, поднимались, выкрикивали названия городов, стран, морей. У Матеуша с клюва стекал пот, я пыхтел, как кузнечные мехи, и все-таки лучше узнал географию, чем за три года в двух предыдущих школах.

Под конец игры произошло неожиданное событие: один из Александров так сильно ударил по глобусу, что тот взлетел очень высоко и упал не на площадку, а по ту сторону ограды, в какую-то соседнюю сказку. Мы не знали, что делать. Где искать мяч? То ли в сказке про Мальчика с пальчик, то ли в сказке про Синдбада-морехода.

Наши размышления прервал радостный крик Матеуша:

— Чики, рите!

Это значило: «Мальчики, смотрите!»

Мы взглянули и обомлели от восторга: прямо к нам приближалась прекрасная Снежная королева, а за ней Двенадцать гномов тащили на плечах наш глобус.

Мы радостно бросились им навстречу.

Снежная королева лукаво улыбнулась и сказала:

— Ваш мяч разбил несколько моих игрушек, но я готова вернуть его вам, если вы научите моих гномов географии.

— Пожалуйста! С превеликим удовольствием! — бойко отозвался Анастази. Он был самый смелый из нас.

Но случилось невероятное. Снежная королева и ее двенадцать подданных под лучами августовского солнца вдруг стали таять.

— Я забыла, что у вас лето! — пролепетала королева, сгорая от стыда.

Пока мы гадали, что предпринять, Снежная королева совсем растаяла и превратилась в маленький прозрачный ручеек. Этот ручеек соединился с двенадцатью другими ручейками поменьше, и они бурным потоком устремились к ограде, напевая знаменитую песенку гномов:

«Как хорошо, что я не из снега!» — пронеслось у меня в голове.

Так окончилось посещение Снежной королевой академии пана Кляксы.

Раздавшийся звонок вывел меня из оцепенения.

Это Матеуш звал нас к обеду.