Кэти Аппельт - Под крыльцом

Шшшшш…

Не приведи Бог увидеть перед собой её огромную ватно-белую пасть. Не приведи Бог!

Посреди глухих болот Большой песчаной поймы Царь-аллигатор всплыл на поверхность воды. Сегодня он уже проглотил дюжину черепах. Он поймал их, пока они дремали в дырявой тени, которую отбрасывала на берег протоки крона душистого кипариса. Аллигатор был всегда голоден. Всегда. До наступления темноты в его пасть попали большая лягушка-бык, раненая норка и несколько рыб. Чаще всего ему приходилось довольствоваться рыбой — окунем или сомом, что плавают возле самого речного дна. Но ему больше нравились обитатели суши. Они были гораздо сытнее.

Осторожно! Царь-аллигатор всегда голоден. Осторожно!

Однажды утром Рейнджер спросил маму-кошку, как она собирается назвать своих котят.

— В самом деле, — сказала она, — пора придумать им имена.

Рейнджер знал, что это ответственное дело, к нему нужно подойти вдумчиво и серьёзно. Он уже подобрал имя для девочки:

— Мне кажется, Сабина — очень хорошее имя.

Кошка недоуменно взглянула на него, и тогда он рассказал ей о серебристых водах реки Сабины, той самой, что служила границей между двумя штатами — Техасом и Луизианой. Река Сабина. Он видел её давным-давно, когда был ещё щенком. Полноводная река. По ночам по ней бежит лунная дорожка. Сабина. Хорошее имя для девочки. Длинным языком он лизнул серебристо-серую шкурку маленькой кошечки. Сабина. Кошечка навострила ушки, вслушиваясь в звук своего имени. Оно ей понравилось. Малышка уселась прямо напротив Рейнджера и принялась деловито умывать свою крошечную мордочку.

— А как мы назовём мальчика? — спросила трёхцветная кошка.

Рейнджер взглянул на котёнка, на белый полумесяц, который украшал его лобик. Вначале брата и сестру только и можно было отличить по этому полумесяцу. В остальном они были похожи как две капли воды. Но в последнее время Рейнджер начал замечать, что шкурка малыша меняет цвет. Постепенно братик стал заметно темнее сестрёнки. Теперь его шубка была такого же цвета, как мех опоссума. Не светло-серая, как у Сабины, а тёмно-серая.

— Может, назовём его Опоссум? — предложил пёс.

— Нет! — сердито запищал котёнок.

Где это видано, чтобы кота звали Опоссум?

Его сестрёнка расхохоталась и принялась дразнить брата:

— Опоссум! Опоссум!

От смеха она перекувырнулась на спину и принялась болтать в воздухе всеми четырьмя лапками. Котёнок вздохнул. Ещё бы! Если бы её назвали Опоссум, он бы тоже умирал со смеху.

Мама-кошка лизнула его в носик. Потом отступила на шаг и пристально посмотрела на своего мальчика. Белый полумесяц заметно увеличился за эти несколько дней. Малыш вырастет большим и красивым котом. Между тем хохот сестрёнки вывел котёнка из себя. Выпустив коготки, он набросился на Сабину, и они покатились по полу пушистым клубком. Эта шалость рассмешила маму-кошку.

— Назовём его Пак, — сказала она. — Самое подходящее имя для такого шалунишки.

Пак — так зовут царя лесных эльфов, крылатого мальчишку-проказника. Это сказочное имя сразу понравилось котёнку. Вот это другое дело! Не то что какой-то там Опоссум!

Рейнджер потряс своими длинными ушами. «Пак… Пак…» — повторял он про себя, пробуя имя на вкус. Отличное имечко. Круглое, сладкое, словно маленькая сахарная косточка. Оно отлично подойдёт такому резвому котёнку. Наконец он громко гавкнул:

— Пак!

Котёнок поднял на него глаза и улыбнулся. И мама-кошка тоже улыбнулась.

Итак, решено — Пак и Сабина. Парочка пушистых проказников.

Люди изобрели самые разные способы обмениваться посланиями. Можно передавать телеграммы, посылать письма с почтовыми голубями или почтовой каретой. Можно написать самое важное на клочке бумаги, положить послание в бутылку и, заткнув горлышко, пустить бутылку в океан, чтобы её подхватило и понесло к адресату тёплое течение Гольфстрим.

Деревья тоже обмениваются посланиями. Бук и тополь, остролист и дикая слива на своём языке передавали друг другу новость — у детишек трёхцветной кошки, у её сына и дочки, появились имена.

Глубоко-глубоко под землёй вдруг дрогнули корни умирающей мексиканской сосны, оплетавшие старинный горшок. Сын… Дочка… Древняя тварь шевельнулась в своей глиняной тюрьме.

Дочка. Когда-то и у неё была дочка. Кра-ссссса-вица! Праматерь никогда не забудет её, свою дочку, которую она любила сильнее всего на свете. Сильнее, чем нежную ночную прохладу. Сильнее, чем эту тёплую топкую пойму. Сильнее, чем солёную морскую воду. И даже сильнее того человека, своего мужа. Гораздо сильнее. Дочку похитили у матери, пока та спала. Праматерь яростно хлестнула хвостом по толстой глиняной стенке своей тюрьмы.

— Рас-сссс-плата… — прошипела она. — Скоро наступит расплата.

Сабина и Пак родились и выросли под крыльцом. Это место было для них родным домом. Другого дома у них не было. Здесь они отдыхали, уютно прижавшись к маме и Рейнджеру, а вечером, когда было пора отправляться спать, оно превращалось в царство сна и сладких грёз. И здесь же был кошачий диснейленд, где котята устраивали весёлую возню. В диснейленде, как положено, были игрушки и аттракционы. Вот, например, старый, потрескавшийся сапог. А вот пара полусгнивших деревянных ящиков, которые давным-давно засунули сюда и, конечно, позабыли про них. А ещё тут были пустые бутылки, картонные коробки — словом, множество всякой всячины. Тут можно было играть в прятки или в альпинистов. Карабкаться, залезать наверх, падать вниз. Устраивать засады и неожиданно нападать из-за угла. Тёмное пространство под крыльцом покосившегося дома было не таким уж маленьким. Порой мама-кошка и старый гончий пёс теряли котят из виду. Это их тревожило. Они отлично знали: если Барракуда обнаружит котят, пощады им не будет. И они внушали малышам:

— Не выходите из-под крыльца! Под крыльцом вы в безопасности. Никогда, что бы ни случилось, не выходите в Большой Мир.

Это было железное правило: под крыльцом вы в безопасности.

Для Пака и Сабины слово «Барракуда» значило просто шум, который раздавался у них над головами. Грохот грубых ботинок по ступеням крыльца по вечерам, когда человек уходил в лес, и по утрам, когда он возвращался обратно.

Они знали эти звуки. Они давно привыкли к ним. Он всегда покидал дом на закате — иногда уезжал на стареньком пикапе, а иногда отправлялся куда-то пешком. И всегда возвращался на заре, перед восходом солнца.