Йозеф Лада - Микеш

— Что с вами, кум Микеш? — встревожился сторож.

— Мне вдруг почудилось, будто наши трости ворчат друг на друга, — ответил Микеш.

— Что вы такое говорите, кум Микеш?! Какие обиды могут быть у них между собой? Да и вообще, слыханное ли это дело! О господи! — И старый Рабас даже рассмеялся.

— Не торопитесь с выводами, дядюшка Рабас! Шут их разберет, эти трости! Во всяком случае, про свою я точно знаю, что она кроткая и не способна совершить плохой поступок, но вот ваша представляется мне этакой, я бы сказал, озорницей! Вон у нее какая ручка, клюв да и только, тюкнула им, наверное, мою по набалдашнику! — предположил Микеш.

— Ладно уж, я ее уберу! — проворчал сторож и переставил свою трость на другой край лавки. Некоторое время собеседники молчали, потом сторож возобновил разговор весьма серьезным тоном:

— Не подумайте только, кум Микеш, будто я вам не доверяю! Совсем недавно, кстати сказать, я сам был свидетелем довольно странного случая. Живет у нас дома егоза-кошка, самая что ни на есть обыкновенная и, в отличие от вас, кум Микеш, абсолютно неграмотная. Увидь ее посторонние, так сочли бы, пожалуй, за полную дурочку, однако это не так. Сижу я как-то ночью на прошлой неделе У себя на завалинке вместе со своей Котулкой. И вдруг мне чертовски захотелось спать. Я боролся со сном как мог, но не выдержал и задремал. И вот сквозь сон я отчетливо слышу, как Котулка говорит человеческим голосом:

«Хозяин, вам пора трубить двенадцатый час! Нынче пан староста не ложится спать, он хочет проверить, исправно ли вы трубите».

Глянул я на часы — и впрямь пора! Они показывали без пяти минут полночь. Схватил я в руки трубу и, выбежав на площадь, затрубил. И что бы вы думали, кум Микеш?! На другой день наш староста пан Чигак встречает меня, хлопает по плечу и говорит:

«Вы, Рабас, хорошо трубите, исправно. Вчера я в этом убедился. Вы честно заслужили новые сапоги».

С той поры, кум Микеш, я все прощаю своей Котулке.

Закончив свой рассказ, старик Рабас поднялся со скамьи и пошел трубить одиннадцать часов. Встал и Микеш и, взяв трость, направился к дому. Вокруг было тихо, на ветвях деревьев не шевелился ни один листочек. Казалось, вся деревня погружена в глубокий сон, однако когда Микеш поравнялся со двором Халупы, он услышал чей-то шепот. Котик осмотрелся по сторонам — мол, кто это полуночничает, но не увидел никого, кроме старого пса Орешка да двух котят, что сидели поодаль от собаки возле кучи соломы. Один был черным, другой весь в пятнышках.

— Вашек, пойдем-ка лучше поохотимся! — обратился черный котенок к пятнистому.

— Хорошо, только пусть сначала уйдет этот умник пан Микеш! А то еще увидит и начнет учить уму-разуму! — проворчал в ответ пятнистый.

— Я вам покажу охоту! — неожиданно закричал на них пес Орешек. — Сначала солому за собой приберите, ишь раскидали!

— Дрыхни дальше, беззубый! — прокричал старому Орешку черный котенок и был таков. Пятнистый тоже промяукал что-то, но что именно — пес не расслышал.

— Ох уж эта молодежь! — пробормотал Микеш и зашагал дальше.

Он шел совершенно спокойно: собаки хорошо знали его и ни одна из них не решилась бы нанести ему обиду. Невдомек было котику, что в тот день, к вечеру, Штички привели к себе на двор нового пса, черного, как дьявол, и ужасно злющего! Не зная про это, Микеш сильно перепугался, когда со двора Штички навстречу ему выскочил черный барбос. От неожиданности бедняга так растерялся, что не сразу сообразил, как следует поступить. Но когда он хотел уже разуться да вскарабкаться побыстрее на ближайшее дерево, произошло нечто сверхъестественное!

Микеш и опомниться не успел, как трость выскользнула у него из лапки и, запрыгнув псу на спину, начала его колошматить! Барбос злобно зарычал и в ярости попытался схватить трость зубами. Напрасная затея! Он тут же получил удар в ухо, другой обрушился ему на спину, и пес, отчаявшись цапнуть трость, бросился обратно во двор. Напоследок трость добавила псу еще пару ударов и как ни в чем не бывало вернулась к изумленному Микешу.

— Пойдемте, дядюшка Микеш! — спокойно проговорила она. — Пойдемте, не бойтесь! Больше никто не посмеет вас обидеть, пусть только попробуют! Я полюбила вас и останусь с вами навсегда, очень уж к вам привыкла. А теперь можно и представиться. Вы наверняка знаете сказку «Тросточка, раззудись!», в которой волшебная трость наказывает вора трактирщика. Так вот, та тросточка — моя родная бабушка!

Само собой, Микеш уставился на трость, раскрыв рот от изумления. Потом он хотел было расспросить ее обо всем, но трость прыгнула к нему в лапку и, снова превратившись в самую обыкновенную тросточку, не произнесла больше ни единого слова. У Микеша голова шла кругом. Легонько, чтобы не задушить ее, котик обхватил свою спасительницу за шейку и, придя домой, уложил спать в свою кроватку, дабы она хорошенько отдохнула. С той поры Микеш еще больше зауважал волшебную трость, и — шут его знает, чем это можно объяснить, — детвора с той ночи стала еще почтительнее здороваться с котиком, встречая его на прогулках с тросточкой в лапе; при этом ребятишки всякий раз посматривали на нее с суеверным страхом.

Как вам хорошо известно, дорогие ребята, попугай Клабосил всегда пребывал в добром расположении духа и отличался необыкновенной словоохотливостью. Живя в «Райской обители» как бы на правах пенсионера и будучи совершенно не причастным ни к какой серьезной работе, наш Клабосил придумывал себе всякого рода развлечения.

Любимой его шуткой было прятаться в кронах фруктовых деревьев и поджидать там мальчишек, которые частенько залезали на них, чтобы полакомиться черешней, яблоками или грушами. Попугай усаживался среди листвы на ветке, увешанной вкусными плодами, и терпеливо ждал, пока какой-нибудь озорник заберется на дерево. Когда же мальчишка протягивал руку к румяному яблочку или грушке, он чувствительно тюкал его своим большим клювом, и сорванец настолько пугался, что едва не падал с дерева.

Посему местные озорники очень не любили Клабосила, и они давно свели бы с ним счеты, если б не боялись возмездия волшебной трости! Она вселяла в них больший страх, нежели лев, слон или медведь: мальчишки хорошо знали, на что она способна, когда рассердится, и поэтому нигде и никогда не чувствовали себя перед ней в безопасности. Волшебная трость обладала даром видеть сквозь толстые стены и на большие расстояния; всякий раз она возникала в самый неожиданный момент, когда озорники уже были уверены, что проделка их осталась незамеченной. Трость подползала по траве бесшумно, как змея, и тут уж держи штаны крепче!

А то еще она ложилась на траву возле какого-нибудь сада, к которому баловники приходили сбивать фрукты камнями или дубинками. В траве она выглядела самой обычной палкой, однако горе тому мальчишке, который, подняв ее, запускал ею в ветви грушевого или яблоневого дерева. Трость хоть и взлетала кверху, но затем падала прямо на спину озорнику, обрушивая на него град ударов. Хозяева скоро взяли это на заметку и стали подкладывать в траву возле своих фруктовых садов палки, похожие на волшебную трость. Завидев у сада такие палки, мальчишки сразу удирали прочь. Но столь строгой волшебная трость была лишь по отношению к отпетым озорникам. Когда же порой какой-либо малыш срывал с низко растущей ветки яблоко или грушу, она даже, как говорится, ухом не вела и думала про себя примерно так: «От одной груши хозяин не обеднеет! Только бы мальчик не сломал ветки!» Зато Клабосил однажды здорово напугал маленького Тоника Штичку. Мальчонка шел по черешневой аллее сада «Райской обители» и, видя вокруг такое множество прекрасных ярких плодов, не утерпел и не без труда вскарабкался на одно раскидистое дерево. Очутившись в гуще ветвей, он с жадностью принялся срывать аппетитные черешенки и засыпать их куда только было можно: в карманы, за пазуху, а потом вспомнил, что у него есть еще и кепка, но как раз в эту минуту кто-то сдернул ее с головы мальчика. Тоник задрал голову и посмотрел вверх — от испуга он едва не упал с дерева. В ветвях он увидел большую красную птицу с крупным клювом, вцепившуюся когтями в его новую кепочку. Тогда мальчик впервые повстречал Клабосила, — случай этот произошел почти сразу после переселения Циркачей в «Райскую обитель», — и поначалу совершенно растерялся. Некоторое время он молча таращился на незнакомую птицу, потом выдавил из себя: — Отдай кепку! Чего срываешь?