Сергей Абрамов - Сказки

— Ты кого-нибудь со двора знаешь?

— Рычага знаю, — сказал Рыжий. — И еще Колесо.

— Колесо — это кто?

— Из «Явы» парень.

— А «Ява» чья?

— Мотогонщика из шестого подъезда.

— Поговоришь с Колесом. Рычаг здесь не подойдет. У него работа нервная: хозяин — врач, по ночам часто на вызовы ездит. А мотогонщик — это хорошо. Мотогонщики по ночам спят. У них режим.

Ни Кеша, ни Геша не понимали этого загадочного диалога. Пора было вмешаться.

— Кто такой Колесо, — спросил Кеша, — и зачем он нам нужен?

— Колесо — дух мотоцикла «Ява», — объяснил Рыжий. — Пижон, правда, но парень добрый. Я с ним поговорю, и он нас куда надо отвезет.

— Еще бы не отвез! — сварливо сказал Кинескоп. — Его бы тогда минимум на год дисквалифицировали.

— Как это? — не понял Кеша.

— Лишили бы права работать. А дух без дела — не дух. Он так и погибнуть может — от безделья. Страшное наказание…

— А кто бы его дисквалифицировал?

— Опять? — грозно спросил Кинескоп. — Не задавай лишних вопросов.

И Кеша заткнулся, вспомнив синюю молнию от пола до потолка и слабый запах озона в комнате. Рисковать больше не хотелось в целях противопожарной безопасности.

— Ладно, — сказал он, — собрание считаю закрытым. Да и баба Вера скоро приедет, пора сматываться. Я иду домой и веду себя примерно и тихо, притупляю бдительность родителей. Геша, из дома не уходи, после десяти старайся не спать: если что — позвоню. Ты, Кинескоп, держи связь с Говоруном и Водяным. Ты, Рыжий, договорись с Колесом ровно на одиннадцать. Кто будет следить за Витькой? — Он командирски оглядел своих соратников.

Соратники внимали Кеше с благоговением. Кинескоп даже с дивана слез, стоял около, близнецы — те вообще по стойке «смирно» вытянулись, ели Кешу глазами. Ну, Геша — тот просто слушал, привык к Кешкиным замашкам: любил дружок покомандовать, ох как любил…

— За Витькой будет следить Водяной, — отрапортовал Кинескоп.

— Кто с ним держит связь?

— Связь с Водяным будет держать Красный, — полным ответом сообщил Кинескоп, совсем как на уроке русского языка: «Что пишет Маша? Маша пишет письмо».

— Пост Красного?

— В ванной комнате.

— А если баба Вера заметит?

— Никак нет! Он будет невидимым.

— Все сообщения — Геше, — продолжал Кеша. — Он — диспетчер. Связь держать с ним. Как только Витька пойдет на дело, ты, Гешка, мне звонишь. Понятно?

— Так точно! — заорал Кинескоп, а Геша молча кивнул.

— Ну, я пошел, — тяжело вздохнул Кеша.

Он знал, что завтрашний день у него будет нелегким: репрессии со стороны родителей не задержатся. Но эта жертва была оправданна. Она приносилась на алтарь святого дела. Так думал Кеша, а он любил думать высокопарно. И еще он подумал, что возмездие грядет. И непонятно было, относилось ли сие к Витьке с Сомовым или к нему самому — за его ночные гуляния.

А Геша в это время упорно думал о том, что проблема гласности так и не решена и это плохо, потому что спланированная операция может сорваться, по сути, из-за пустяка.

«Ну да ладно, — наконец сдался он, — до вечера далеко, что-нибудь придумаю…»

Родители ушли в гости в восемь вечера. Оставили Кеше ужин на кухне и ушли. Предупредили, чтобы лег спать вовремя, чтобы не читал до полуночи, — лтобы не смотрел на ночь телевизор, чтобы выпил кефир, чтобы спал спокойно и не ждал их прихода. Знали бы они, наивные люди, кто кого ждать будет… Впрочем, Кеша очень надеялся, что ждать все-таки будет он: ему не хотелось получать наказание за преступление, суть которого он все равно объяснить не сможет. Не должен объяснять. Да и не поймет никто.

Телевизор Кеша не включал: Рыжий все равно болтался где-то во дворе, договаривался с Колесом. В ванной глухо урчали трубы. Они урчали как и прежде, но теперь Кеша предполагал, что урчит Водяной: волнуется. Кеша тоже волновался, каждые полчаса звонил Геше, но Геша не мог разговаривать: вернулась баба Вера, и следовало соблюдать конспирацию. Геша отделывйлся междометиями и туманными намеками. Но ровно в половине одиннадцатого он позвонил сам и сказал шепотом:

— Пора. — А потом в полный голос — уже для бабы Веры: — Спокойной ночи, Кеша.

Пожелание было достаточно бессмысленным, если учесть то, какая ожидалась ночь. До покоя ли будет?!

Кеша молниеносно натянул джинсы со слоником (такие же, как у братьев), ковбойку и кеды, оставил на столе записку родителям — на всякий случай! — с туманной надписью: «Сейчас приду» — и выскочил за дверь.

В половине одиннадцатого двор уже покинули чинно гуляющие пенсионеры, вернулись к своим субботним телепрограммам, к своим пасьянсам, к своим вечерним газетам, к вязанью и внукам. Внуков, в свою очередь, прогнала домой спустившаяся темнота, прервавшая игру в «чижика» на асфальте, в классики, в штандер, в присте- ночку, в «третий лишний». А среднее поколение еще не возвращалось из театров, кино или теплых компаний, еще гуляло по улицам и площадям летней столицы, еще тянуло вверх рюмки и бокалы, произносило красивые тосты, еще наслаждалось игрой великих актеров на сценах и экранах. Словом, двор был относительно пуст в этот час. Достаточно пуст для того, чтобы не вызвал удивления странный отъезд слесаря Витьки за рулем казенного «пикапчика». Чтобы не вызвал удивления еще более странный отъезд «сопливых мальчишек» на мощном мотоцикле «Ява».

Мотоцикл стоял за школой, у выезда на набережную Москвы-реки. Рядом с ним на теплом бордюрном камне тротуара сидели двое. Одного Кеша узнал сразу: это был Рыжий. Рыжий вскочил, подбежал к Кеше, заторопился:

— Он еще не выходил. Ждем с минуты на минуту. Водяной передал, чтобы готовились…

Они подошли к мотоциклу, около которого уже стоял напарник Рыжего. Вид он имел импозантный и броский: черная лоснящаяся кожанка, перечеркнутая стрелками застежек-молний, кожаные джинсы, вправленные в высокие шнурованные сапоги, огромные очки, висящие, впрочем, на шее, в руках — чемпионский шлем.

Кожаный дух медленно стянул перчатку, протянул Кеше руку.

Кеша поначалу даже оробел, увидев это кожаное блестящее создание, невысокое, правда, как и все духи, но солидное и уверенное. Наверняка имеющее за плечами сотни километров гонок по сложным трассам, десятки аварий и десятки побед. С таким просто познакомиться лестно было, не то чтобы на операцию идти. Оробел Кеша, пожал протянутую руку, сказал вежливо:

— Меня Кешей зовут…

— Меня Колесом… — Голосок у кожаного был ломким, мальчишеским, и Кеша понял мгновенно, что парень старается изо всех сил, хочет произвести впечатление и что, в сущности, он такой же мальчишка, как Рыжий и Красный, да и как сам Кеша, и не стоит всерьез принимать его супербравый вид.