О'Санчес - Я Кирпич

Футболку я, как и собирался, обернул вокруг бедер, чтобы загорать не мешала — и вперед!..

На правой руке у нее, у той странной барышни с Васильевского, кольцо блеснуло, это точно. Простое, скорее всего золотое, гладкое, на безымянном пальце. Значит, она замужем… Все, хватит этих мыслей, довольно! Какое мне дело до ее семейного положения!? Лучше я поторможу на скоростях, сначала с разворотом на правую ногу, потом на левую!..

Дорожки на Елагином гладкие, в меру извилистые, достаточно широкие — именно то, что надо, а вот возле дома, у любого из моих жилищ, так не покатаешься. На Васильевском, на моей линии, для роллера вообще условия дрянь, дважды, по неопытности своей, собачье дерьмо на колеса наматывал… Ох, и вонючее оно, ох, и стойкое!.. Еще наши градостроители взяли моду: тротуары плитками замащивать! Пешеходам-то хорошо, им удобно, а вот нам, роллерам… Типа, вынуждают нас, бесправных, вытесняют на проезжую часть… — а там машины!.. Самое главное не поддаваться на асимметрию правши: повороты, подскоки, торможения — все должны равномерно распределяться на левую и правую стороны! Трудно поначалу следовать этому простейшему правилу, но советы и рекомендации, те, что я в Сети почерпнул, однозначно утверждают: симметрия левая и правая — это очень важно!.. Глаза у нее… серые, либо зеленые. Может, и голубые, но за этим пыльным трамвайным стеклом фиг с два рассмотришь такие подробности… Внутренним зрением тоже не домыслить: ладошку я запомнил, царапины тысячу раз видел всякие разные, все они аналогичны, а вот глаза… Не карие, не темные — это тонна шестьсот, никак не темные, нет… Да какая мне разница, елки-палки!? Может быть, я ее никогда в жизни больше не увижу, и что толку тогда вспоминать, изводить себя черт знает чем? Хотя… если допустить, что она тоже на Васильевском живет… в этой части Васильевского острова, то вполне возможно… А тогда тем более без проблем: если будет встреча — подойти и спросить, дескать, мы незнакомы, но там-то и там-то, у Тучкова моста, в такой-то день, мне — заранее прошу у вас прощения — вроде бы показалось…

Ну, и так далее.

Финты на колесиках у меня легко выходили в тот день, особенно торможение с разворотом на правую сторону, да только радости от успехов было недостаточно, слишком мало вырабатывалось положительных эмоций, чтобы с их помощью смыть из взбаламученного сознания препротивнейшие ощущения собственной трусости и только что совершенного предательства. Но я не виноват, б-блин! Я теперь мало чего боюсь и никогда никого не предавал!.. Разве что Витьку-мента, когда мы с Людкой Кроликом… в его отсутствие… Но это было много лет назад, а здесь-то совсем другое дело, я эту распрекрасную особу повстречал впервые в жизни, вприглядку, сидя в запертом и едущем трамвае… В чем я провинился? Может, мне следовало, помахать ей ручкой, приглашая бежать быстрее до следующей остановки?..

Так я спорил с самим собой на бегу и на скаку, заморачивал свою совесть, утешал, обреченно понимая внутри себя, что — нет, не уболтать, не утешить, не переспорить… Когда накатывают на душу подобные бури — кажется, что они навеки поселились в груди, и вся оставшаяся жизнь протечет в метаниях, терзаниях да покаяниях, в попытках получить прощение и очищение…

Но человек не зря числится младшим братом киплинговской обезьяны-бандерлога: стоит лишь окружающей действительности стрельнуть в тебя новым впечатлением, как от старых и следа не остается… Вернее будет сказать, они вроде бы просто отступают… иной раз на время… Но чаще исчезают навсегда… Это почти как сны, которых каждую ночь бывает по пять-шесть, а запоминаются, оставляют след в душе — хорошо если столько же, но — за всю прожитую жизнь. Сие происходит и в отдельном человеческом квазимирке, и в ноосфере: сейчас все горюют, шлют со всех сторон соболезнования и переводы жертвам немыслимого цунами возле атомной электростанции, а через неделю умиленно рыдают всей планетой над проявленной в экстремальных условиях верностью домашнего животного или, там, невесты военнослужащего… А еще через месяц недоуменно морщат лоб, пытаясь вспомнить упомянутое событие среди вороха других, столь же волнительных… Жертвы цунами, оставшиеся в живых и навеки мертвые, никуда не делись, они по-прежнему ждут: живые — сочувствия, помощи, поддержки, мертвые — погребения и памяти, однако сердцу не прикажешь: людям, социуму необходим бесперебойный поток свеженьких, с пылу, с жару, сопереживаний чужой беде. Увы, никогда не угадать заранее — на кого и когда обрушится ураган общечеловеческого сострадания и, главное, надолго ли?.. Вот и я в этот день попал эмоциями из одного огня да в другое полымя. А ведь ни сном, ни духом не жаждал острых ощущений подобного рода!

Елагин остров — одно из самых привлекательных для меня мест во всем Санкт-Петербурге, и это несколько иррациональное влечение, по крайней мере, объяснить, обосновать его для себя я не могу, хотя, при всей моей склонности рефлексировать и сто раз пережевывать в воспоминаниях однажды пережитое, я долго пытался разобраться в природе данного предпочтения перед всеми остальными парками, садами, скверами, лесными и полевыми угодьями… Воздух здесь гуще, что ли, а может небо иначе расположено, лопухи не так растут, волны по воде иной формы?.. У Ницше, кажется, есть очень звонкая, разошедшаяся по сотням чужих произведений фраза, насчет взаимоотношений с Бездной: мол, если ты повадился вглядываться в Бездну — то, значит, она в тебя тоже вглядывается… Не знаю, интересен ли я этому древнему острову, грозно притаившемуся под мягкой шкуркой ЦПКиО, однако меня сей кусочек пространства совершенно точно притягивает с некоторых пор, я даже и пешком люблю здесь бродить, не только на роликах. Но почти исключительно в будничные дни. По выходным и праздничным дням с посетителей городская администрация почему-то взимает деньги, и этот возмутительный факт сильнее даже моей мистической связи с аурой Елагина острова — не то чтобы мне денег жалко, нет, денег у меня довольно, а просто… унизительно платить, блин, за доступ к пространству своего родного города, пространству, которое не собственность отдельным людям и организациям, и которое не подлежит ни захвату, ни приватизации. Да, такие дни я обхожу стороной, предпочитая бесплатные будни.

Я мчался по извилистому отрезку трассы со всей доступной мне скоростью, умеренно пыхтя, но отнюдь не задыхаясь, солнце дуло мне то в бок, то в спину, обернутая вокруг поясницы футболка сместилась на бедра, поэтому капли пота горячо и беспрепятственно сливались мне под джинсы в трусы… Ладно уж, невелика беда, главное — вовремя протирать и почесываться… У!.. Йй-о!.. Первый раз за все время удалось мне тормознуть резко, с хоккейной крутизной и четкостью, разве что полиуретановые и асфальтовые брызги не полетели из под коньков! Поперек трассы, не строго перпендикулярно, но как бы наискось, лежала узкая асфальтовая заплата, шершавая на вид, темно-серая, почти черная, похожая на паюсную икру, обильным, и не сказать чтобы ровным, слоем раскатанную по светло-серой асфальтовой дорожке — недавний след от неких небрежных ремонтных работ, а на той самой ленте, как на липучке, билось-трепыхалось, словно бы не в силах сдвинуться с места, нечто странное. Я на это нечто едва не наскочил со всего маху, но, вот — успел затормозить! Аплодисменты в студию! А ноги-то дрожат… ни с того, ни с сего… Я нагибаюсь рассмотреть, дрожь в коленках прячу под ладони… Глянул вниз — пусто! Как так?.. Выпрямляюсь в недоумении — оп! — в боковом зрении совершенно явственное шевеление-трепыхание!.. Уж не знаю, как это у меня получилось, но я медленно повернул голову, чтобы смотреть прямо в упор на странное место, а сам зрение напряг, словно бы сфокусировал его чуточку иначе, нежели ранее привык — и вижу!.. да, вижу: существо на месте пустого только что пространства! Серенькое, размером с… морскую свинку?.. с голубя?.. с ежика… с кошку… с ботинок?.. Зрительная невнятица, словно бы зрение глючит, отказывает… Вильнул взглядом на руки, на пейзаж — нормальное зрение, на всё, кроме…