О'Санчес - Я Кирпич

— Насчет бээмвэ-копейки, красного цвета, которая утром при свидетелях повредила дорогую детскую коляску во дворе моего дома, возле моей парадной.

— Неужто?

— Да, у меня и номер автомобильный записан для памяти.

— Прекрасно! Понимаете, Савелий Васильевич…

— А вы зовите меня Лаврентий Павлович, если это имя освободилась, будем вместе псевдонимы носить.

Чувак хохотнул, оглянувшись влево, на хозяина кабинета, а тот с готовностью хмыкнул в ответ, но не как равный, а как бы соблюдая дистанцию по отношению к старшему.

— Нет, извините, Савелий Васильевич, в любых обстоятельствах, при любых раскладах и допущениях не следует терять чувство меры. Сегодня вы у нас в гостях, а не наоборот, поэтому право решающего голоса… ну, вы понимаете…

— Нет, Иван Иванович, я вас не понимаю.

Чувак, попеременно представившийся Лаврентием Павловичем, а потом Иваном Ивановичем, кивнул, взяв после этого небольшую паузу, а двое подручных его немедленно отреагировали на кивок: я и пискнуть не успел, как они ринулись на меня вдвоем, согнули буквой г, вцепившись мне в волосы и захватив руки за спиной… щелк-щелк — холодное на запястьях, никак наручники!.. Ни разу в жизни до этого не носил я наручников, даже игрушечных не примерял, хотя Женечка однажды предлагала… Но я тогда справедливо заметил ей, что в таких играх грань между извращением и нормой проходит как раз по гендерным и социальным параметрам: наручники в постели — для женщин, если им так нравится брутальный секс, а в тюрьме — для мужчин. Отнюдь не наоборот! Но лучше без них! У Женьки, если вспомнить, вообще были странноватые наклонности в любви…

Меня выпрямили.

— Чё, дурак, что ли!? — только и успел спросить я. — Уй!.. — это парень-подручный выпустил из захвата в горсти мой скальп, а освободившейся рукой саданул точно в солнечное сплетение. И опять мне пришлось согнуться, да еще и ноги подкосились… Очень сволочное ощущение, когда ясно понимаешь, что если не вдохнуть сей же миг, то умрешь… и при этом не вдыхается!..

— Володя, аккуратнее, лопнет у него селезенка или печень — пойдешь в отпуск в декабре!.. А вы потерпите, Савелий Васильевич, еще буквально несколько секунд — и станет легче. Носом, носом дышите и больше не дерзите мне… нам… Хорошо?

Я кивнул и задышал носом. Боль постепенно улетучилась, уведя за собою страх, а взамен пришла ярость. Но ярость была не дикая, а своя, ручная, холодная, хорошо понимающая команды разума…

Пока мой организм корчился от рукотворных, насланных извне болезненных состояний, парни, послушные тихим приказам своего старшего, отстегнули и вновь застегнули наручники на моих руках, но теперь не за спиной, а впереди. А я уже мог стоять вертикально, и даже колени выпрямились.

— Сергей, ну-ка, глянь в сумочку. Что у него там? Давай ее сюда.

Парень отдал Ивану Ивановичу мою трубку-соньку и для верности потряс над полом перевернутой планшеткой.

— Все, пусто.

Ай да Букач! Ай да молодец, сообразила, что здесь пока не стоит никого за пальцы кусать, набросила на себя невидимость и неосязаемость… И главное — ни малейшего беспокойства за своего обожаемого овеликого! Но это она правильно, так и надо, так я и хочу.

— Поскольку я сам сегодня вел эту… как вы ее называете — «копейку», то знаю абсолютно точно, что никакой коляски я не сбивал и не сминал, а вот как вы нас нашли — это животрепещущий вопросец, и мы совместно с вами поищем на него ответ. На этот и на все другие вопросы. Боевики, детективы смотрите?

— Нет.

— Ну, читали, наверное?

— Нет. — Ярость, хоть и прирученная, все же порыкивала во мне, подталкивала возражать, врать и упрямиться даже там, где это не имело никакого смысла… С собственным упрямством вообще бороться труднее, чем с остальными чувствами и порывами. Так, по крайней мере, обстоит дело у меня, как у остальных не знаю. И то упрямство почти беспрепятственно подтолкнуло мой язык добавить более развернутое отрицание. — Ни разу в жизни! Уй!..

— Володя! Стоп. Держи себя в руках, бери пример с меня. Нет, ты врубился? Ты бьешь только по моей команде. Ты понял?

— Да.

— Еще раз повтори: ты понял?

— Да, Иван Иванович.

— А ты?

— Да, понял, Иван Иванович. Куда его теперь, в тачку?

— Угу. Так. Так… так… как бы нам замаскировать… Савелий Васильевич! Отдышались, говорить можете? Вас вырубить, или вы обещаете молчком сесть в машину?

— Молчком.

— И правильно. Борисыч, одолжи-ка нам халат! Снимай, снимай, к вечеру вернем, Володе все равно документацию завозить… Савелий Васильевич! Если же вы нарушите свою торжественную клятву, начнете буянить, брыкаться, звать на помощь, то вас постигнет всеобщая ненависть и презрение трудящихся, плюс мы все равно вас вырубим, но второпях и менее бережно. И погрузим в машину временно бесчувственного. Выбирайте?

— Не буду брыкаться. Мне и самому любопытно кое-что выяснить. Надеюсь, вы меня убивать не собираетесь?

— Убивать??? Никоим образом, это не по нашей части. Стало быть, наши с вами цели совпадают. Вот вам халат… погодите, вдвое сверну… и поперек… вот вам на руки халат, как будто вы его несете… Понятно, да? Приедем на место — наручники снимем, я обещаю. Итак, господа, вопрос общий, относится ко всем присутствующим: всем все ясно? Каждый, включая нашего гостя, понял свои права и обязанности?.. Хорошо. Готовы? Борисыч, ты тут остаешься, в обычном режиме… Есть что делать?

— Пф! Выше головы, как всегда!

— Хорошо. Я иду впереди, Володя за мной, Савелий Васильевич за Володей… вот, за ним держитесь, а замыкает группу Сергей. В случае нештатной ситуации действовать соответственно и оперативно.

Парень по имени Сергей легким тычком дал мне импульс-направление, но я успел воткнуть вопрос сквозь Вовину тушку в прямую спину Ивана Ивановича:

— А далеко едем?

— Все ответы на все вопросы потом. Через полчаса на месте будем, если пробки не помешают, вот там и начнется что-где-когда и прочие кавээн.

Почему-то я был уверен, что мы поедем в этом пресловутом БМВ, но — нет: разместились в белом отечественном автофургончике, по типу городской маршрутки, Лаврентий Иванович за рулем, а мы втроем — в закрытом кузове. Поскольку «вырубать» меня пожалели, поверив моим обещаниям, я на выходе успел поглазеть на охранника и вахтершу — оба как ни в чем не бывало несли свою службу, а на меня ноль внимания. Вот ведь как оно бывает: человека средь бела дня похищают, наручники надевают, по телу кулаками стучат — а они хоть бы что! Турникеты, будни, мокрое лето, окурки, уличные офени, машины раздраженно бибикают — и здесь же наяву триллер с киднепингом!

Вот такая вот она — реальная жизнь, дружище Букач, удивительнее любой сказки! Слышишь меня?