Корней Чуковский - Сказки и стихи

Мы жили в большом доме на окраине города. В нашем дворе с утра до ночи копошились десятки детей, которые вечно дрались, кувыркались, подставляли друг другу подножки и ревели на все голоса.

Но в дальнем конце двора, у забора, было тихо; там стояли «колымажки» — огромные полукруглые ящики для вывозки мусора. Я любил пробираться туда перед вечером, ложиться на спину в одну из колымажек, класть кулаки под голову и выдумывать всякие самодельные сказки. Иногда я тут же сочинял что-то вроде стихов и тихо напевал их, как песню.

Мне было в то время около двенадцати лет. Я учился в третьем классе гимназии и, кажется, умер бы со стыда, если бы кто-нибудь подсмотрел, как я лежу в колымажке, смотрю в небо и сочиняю стихи. Сочинял я шепотом, чтобы никто не услышал. Некоторые стихи я записывал вечером в небольшую тетрадку, которую прятал ото всех. Обложка тетрадки была из черной клеенки, и на этой клеенке я вырезал перочинным ножом:

«Полное собрание моих сочинений».

В тетрадке накопилось уже немало стихов: о каких-то людоедах, жирафах, акулах и неграх, а также об одном моем знакомом, которого я называл герцог Бранделюк де-Бранделяк, потому что он был очень гордый и важный. Кого бы он ни увидел, он сейчас же начинал надуваться и воинственно выпячивал грудь. Жил он тут же, на пустыре, вместе с гусями и утками, — огромный разноцветный индюк. Шея у него была вся в бородавках, которые он носил с такой важностью, словно это были ордена и медали. Если ему говорили:

— Здравствуйте, ваше сиятельство! — он отвечал по-французски:

— Куркулю! Муркулю!

И это звучало как сердитая ругань.

В первые же дни Бранделяк постоянно пугал меня своим воинственным видом и огненно-красной кишкой, которая болталась у него перед носом, но в конце концов я увидел, что этот грозный вояка трусливее любого цыпленка и что он напускает на себя свою важность из трусости. И я сочинил о нем длинную сказку, которая начиналась такими стихами:

Дальше шло описание великолепной наружности этого знатного герцога и множество его забавных приключений. А в последних строках говорилось, что важничать, подобно ему, могут только трусы и глупцы:

Конечно, я давно позабыл бы об этих стишках, если бы с ними не вышло одной очень печальной истории…

Я записал их в тетрадку и спрятал ее за подкладкой фуражки. Но непрочная подкладка распоролась, тетрадку увидали в раздевалке гимназисты старшего класса — усатые верзилы с большими ручищами, — выхватили ее у меня и стали громко вычитывать оттуда стихи. Я плакал от стыда и отчаяния, я пытался вырвать тетрадку из их огромных ручищ, но они убежали в умывальную комнату и там, нарочно перевирая слова, продолжали издеваться над моими стихами. Больше всех издевался один гимназист, прыщеватый Марк Поволоцкий, мальчик не злой, но общепризнанный гимназический шут. Остальные только вторили ему. Когда они наткнулись на стихи об индюке Бранделяке, они захохотали так громко, что отовсюду сбежалась толпа малышей. Я был опозорен надолго. Мне дали кличку Бранделяк, и она крепко пристала ко мне. Даже учителя говорили не раз:

— Эх ты, Бранделяк, Бранделяк!

Вся гимназия затвердила эти стихи наизусть, но в каком исковерканном виде! Причем к ним прибавили какие-то очень гадкие строки, так что вышла неприличная чушь, которую даже первоклассники пели как дразнилку при моем появлении.

Хуже всего было то, что наш обидчивый инспектор Прохор Евгеньевич (так называемый Прошка) принял эти стихи на свой счет. Кто-то сказал ему, будто под видом индюка я в своем стихотворении вывел его. Он сразу поверил в это, обиделся ужасно, на всю жизнь. Его щеки стали дергаться от злобы всякий раз, когда он встречался со мной. И он мстил мне до того самого дня, покуда не выгнал меня из гимназии.

Все это надолго отбило у меня охоту к писанию стихов. Ведь и учителя и товарищи как будто нарочно приняли все меры, чтобы я не сделался писателем. Правда, качаясь в своей колымажке, я по-прежнему шептал иногда какие-то певучие строки, но уж не записывал их.

Не то чтобы боялся, а так: опротивело.

Мурзилка, № 7/8

1940

Жил-был царь. Звали его Елисей. Был он очень важный и глупый. И был у царя сын — богатырь и красавец, — храбрый царевич Роман. И задумал Роман жениться. Но где сыскать хорошую жену? Было, конечно, поблизости немало прекрасных невест — дочери соседних царей. Каждая охотно пошла бы за молодого царевича. Но царь и слышать не хотел о них, — такой он был важный и глупый.

— Помни, — говорил он царевичу, — что ты — мой сын и тебе надобно взять себе в жёны самую знатную, самую богатую, самую красивую девушку, какой ещё никогда не бывало на свете!

И пришёл к царю хитрый волшебник с длинной седой бородой, трижды поклонился ему и сказал:

— Нигде на всей земле нет красавицы, которая была бы достойна стать женою твоего храброго сына. Но за горами, далеко-далеко, у старого царя Ходинамеля живёт прекрасная царевна Ясносвета. Каждый вечер, едва только станет темно, от её лица и одежды исходит сияние, как от небесной луны. И я открою тебе великую тайну, которой не знает никто, — эта девушка и вправду Луна!

— Да ведь Луна — в небесах! — вскричал царь.

— Нет! — ответил с глубоким поклоном волшебник, ухмыляясь в свою длинную бороду. — Каждое утро она сходит с небес на землю, к дочерям царя Ходинамеля, и резвится вместе с ними в саду, и все называют её Ясносветой. И только вечером, во мраке, она отлетает от земли в небеса.

Обрадовался царь Елисей:

— Спасибо тебе, мудрый волшебник! Там, в небесах, среди звёзд ты нашёл моему сыну жену. Небесная луна! Сестра всемогущего солнца! Вот будут завидовать мне все другие цари и царицы!

И ни минуты не медля снарядил он сына в дальний путь, и тот помчался в тридевятое царство к славному царю Ходинамелю и увидел у него во дворце прекрасную царевну Ясносвету.

Царь Ходинамель не был отцом Ясносветы. Ещё маленькой девочкой попала она к нему во дворец и стала жить у него вместе с его дочерьми. Никто не знал, где её отец и где мать.

Она и в самом деле была красавица. И глаза у неё засияли как звёзды, когда храбрый царевич сказал ей, что хочет жениться на ней. Она с первого взгляда полюбила царевича и тотчас же согласилась поехать вместе с ним в его родную страну.