Милош Мацоурек - Сказки

— Действительно, у вас большое дарование, пожалуй из вас может не знай что дельное выйти, вы приняты, ведите себя как следует и, главное, не сядьте в галошу.

Тогда водопровод затянул потуже кран и впрягся в учебу, учился, учился, пока не научился петь все гаммы, все песенки и все оперы, и вот, когда он всему этому научился, он собрался с духом и отправился в огромный театр, который построили на набережной прямо возле воды.

Театр, как губка водой, пропитан пением, в одном крыле поет мужской хор, в другом — женский, а между ними звенят голоса детского хора, однако водопровод этому ни капельки не удивился, теперь у него уже накопился некоторый опыт, не оглядываясь по сторонам, он отправился прямо к директору и спел ему для начала десять-пятнадцать опер.

Когда он закончил директор театра сказал:

— Ладно достаточно, поверьте, я очень рад, что именно вы будете у нас работать, наш старый водопровод совсем не умеет петь, подумать только, оперный водопровод, а не может спеть ни единой правильной ноты! — и водопровод поступил в оперу, но став оперным, водопровод само-собой очень разочаровался и тысячу раз порывался вернуться на кухню.

Но вот, в один прекрасный день, случилось страшное и на обжору, который поет в «Русалке» партию Водяного, напала икота, перспектива была не из приятных, вот-вот надо будет начинать спектакль, а замены нет: «Что будет? Что будет?» — возбужденно тараторили актеры, но тут директор вспомнил о своем водопроводе, который умеет петь.

Водопровод разыскали, с трудом надели на него зеленый кафтан, вытолкнули на сцену и — что тут было, зрители просто с ума посходили, устроили овацию, вызывали, только и слышалось: «Люди, вот это настоящий Водяной, вон, посмотрите, из него даже вода капает», — весь город наполнился слухами и, когда они дошли до двух старых стульев на кухне, они облачились в красные плюшевые смокинги и отправились в театр, где уже было полно стульев в красных плюшевых смокингах, вполне приличных, благовоспитанных, стульев, которые умеют себя вести, не то, что старые кухонные стулья, которые нарочно старались скрипеть погромче, чтобы их все слышали, чтобы все знали, о чем они с умным видом между собой беседуют: «Вона, посмотрите-ка, да это же наш водопровод, было время, он распевал у нас на кухне, а мы, мы-то всегда говорили, из этого парня выйдет толк».

Но остальным стульям это было неинтересно, со всех сторон зашикали: «Не могли бы вы перестать скрипеть, будьте так любезны, вы мешаете нам слушать пение знаменитого водопровода». Что оставалось делать старым и глупым кухонным стульям? Оставалось только попридержать язык и в наступившей тишине стало слышно, как поет водопровод, как он вдохновенно поет, так что все вокруг начали улыбаться, даже, если кто-то был перед этим не в настроении. Да, все-таки здорово он пел!

Жил-был один мальчик по имени Конрад, который всю дорогу врал.

Ко дню рождения мама подарила ему авторучку, он пришел в школу и давай хвастать, как он эту авторучку испёк на сковороде из самой лучшей-прелучшей муки, ребята авторучку крутили и так и сяк, и, наконец, говорят: «Что-то ты заливаешь, Конрад, этого не может быть», — но Конрад ничуть не смутился, не покраснел, а небрежно так пожал плечами и отвечает: «Ну вот, если не верите, то потрогайте лучше мой нос», — все стали трогать Конрада за нос, но ничего нового не обнаружили: нос у Конрада был длинный, острый и прямой. А Конраду было ужасно смешно, ведь с таким носом можно кого угодно сбить с толку, ври — не хочу.

И вот, представляете, играл Конрад однажды на спортплощадке в футбол и авторучку посеял. И, как нарочно, в школе учительница говорит: «Выньте тетради и ручки, будем писать сочинение о том, как благоухают цветы». Она раздала детям азалии, гвоздики и георгины, дети положили на парты тетради, вооружились ручками, зашмыгали носиками, чтобы получше внюхаться в аромат цветов и принялись сочинять.

Напрасно Конрад искал свою новую авторучку, в ранце ее не было, в кармане тоже, тогда он повернулся к Сюзанне, которая сидела с ним за одной партой и говорит: «У тебя нет чего-нибудь, чем можно писать, у моей авторучки вчера выросли лапки и она убежала с кошками на крышу и, кажется, ещё не вернулась».

Сюзанна послушала и говорит: «И чего ты все время врешь. Конрад, ничего тебе не дам».

— Тогда дотронься до моего носа — говорит Конрад, но Сюзанне было некогда этим заниматься, она строчила сочинение о том, как благоухают цветы и поэтому она ответила так: «Кто не знает, что у тебя острый и прямой нос, но это еще не эначит, что ты можешь всем мешать, пиши чем хочешь, я такому вруну не помощница».

— Ну хорошо, — согласился Конрад, — раз уж мне достался такой замечательно прямой и острый нос, то почему бы не попробовать им писать, — и, обмакнув нос в чернила он принялся за дело.

— Конрад! — сказала учительница, когда заметила, как он пишет, — не пиши носом, это опасно для здоровья.

— В этом я вижу свой долг, — отвечал Конрад. — Мой нос весь вчерашний день меня об этом умолял и я поклялся ему страшной клятвой.

— Что-то мне не верится, — сказала учительница, — с какой стати твой нос так заинтересовался письмом?

— Не верите? — изумился Конрад. — Тогда вам просто необходимо дотронуться до него пальцем.

Но учительнице неохота было пачкать руки, ведь нос у Конрада был весь перемазан чернилами и она ограничилась тем, что сказала: «хорошо, пиши, чем угодно, но повторяю еще раз: писать носом — опасно для здоровья».

Это была сущая правда: писать носом, действительно, чрезвычайно опасно для здоровья, просто не успеешь глазом моргнуть, а нос исписался, стал маленьким-премаленьким, таким маленьким, что им не то, что буквы выводить, понюхать-то и то ничего нельзя, вот и Конрад совершенно напрасно принюхивался к гвоздикам, его нос ничегошеньки не чувствовал, поэтому Конрад решил написать, что у цветов нет запаха, но и это ему не удалось, так как нос исчез.

Конрад здорово перетрусил, шутка в деле, вдруг так, за здорово живешь, остаться без носа, вон, у каждого по носу, даже у кошки и у слона, а тут… чихать и то нечем, да и вид какой-то странный и Конрад решил: кровь из носу, а нос надо раздобыть, он отправился на пустырь за школой, где валялся разный хлам, лыжи, кресло-качалка, старые патефоны, взвесил хорошенько, что бы ему приставить вместо носа и решил, что лыжа — пожалуй, великовата, а кресло-качалка может испортить внешний вид, в конце концов его выбор остановился на ручке от патефона и он, действительно, приставил себе вместо носа ручку и пошел обедать.

— Конрад, бедняжка, что у тебя с носом, — заинтересовалась во время еды мама, — может с тобой чего-нибудь стряслось?