Урсула Уильямс - Гобболино — ведьмин кот

Супруга мэра взяла младенца на руки, трое старших поднялись в экипаж сами, препираясь из-за того, кому сидеть рядом с кучером, и тот уже приподнял кнут, когда дети хором закричали:

— Гобболино! Гобболино! Где Гобболино? Пожалуйста, сэр, будьте так любезны, не увозите нас, мы не можем уехать без нашего котенка!

Добросердечный лорд-мэр был готов сделать все что угодно для четверых мальчиков, которых только что усыновил, но — вот беда! — супруга лорд-мэра терпеть не могла кошек.

И Гобболино так и остался бы сидеть на земле, но тут младенец протянул к нему руки с таким умоляющим видом, что супруга лорд-мэра сама открыла дверцу кареты, и котенок вскочил внутрь. Он тихонько уселся в самом дальнем углу экипажа, чтобы не раздражать эту важную даму; колеса, размеренно постукивая, повезли мальчиков к их новому дому, и Гобболино с радостью подумал, что теперь ему суждено стать котом самого лорд-мэра.

Лорд-мэр жил в огромном и величественном особняке, а детские комнаты в нем были такие, какие маленьким братьям даже и не снились.

Там была золотая колыбель для младенца, деревянная лошадь-качалка, солдатики, паровозы и еще тысяча разных игрушек в шкафах и на полках вдоль стен.

А для Гобболино лежал у камина толстый шерстяной коврик, на котором он мог сидеть, поджав лапы муфточкой под грудью, и, сонно прикрыв глаза, смотреть, как играют дети. И еще у него было любимое место на высоком подоконнике, куда котенок мог вскочить и следить из окна, как по двору лорд-мэра снуют взад-вперед лакеи, важно выступают павлины, живущие неподалеку, в садике хозяйки дома, и то и дело стучатся в двери посыльные с огромными запечатанными конвертами.

Более добрых и любящих родителей, чем лорд-мэр и его супруга, братья и вообразить себе не могли. В детских комнатах звенел смех и обитало счастье, а для Гобболино дом лорд-мэра был бы домом его мечты, если бы супруга лорд-мэра хоть чуть-чуть иначе относилась к кошкам.

Она пыталась скрыть свои чувства, потому что сердце у нее было золотое и она очень любила маленьких братьев. Но стоило этой даме зайти в детскую и увидеть Гобболино, как она бледнела и хваталась за сердце с таким видом, будто вот-вот упадет в обморок. Когда у нее на глазах младенец начинал тискать Гобболино, она неизменно вскрикивала от ужаса, а когда кто-нибудь из братьев приближался к ней с котенком на руках, в глазах у этой доброй женщины выступали слезы и она просила следить за тем, чтобы котенок ни в коем случае до нее не дотронулся.

Гобболино совсем не хотелось ее огорчать, поэтому он завел себе привычку прятаться, как только на лестнице слышались ее шаги. Но супруга лорд-мэра каким-то безошибочным чутьем угадывала, что котенок все-таки сидит в комнате, и, поскольку братья ни в какую не хотели отпускать от себя Гобболино, он проводил долгие часы, забившись как можно дальше под стол и проклиная тот день и час, когда родился ведьминым котенком.

Будь я обычным домашним котом или киской, ее светлость не стала бы так нервничать, с тоской говорил себе Гобболино.

Супруга лорд-мэра исхудала, она таяла на глазах, хотя сам лорд-мэр, трое братьев и даже младенец изо всех сил пытались поднять ей настроение. При виде Гобболино ее начинала бить дрожь, и вскоре стало совершенно ясно, что вот-вот она сляжет в постель, а то вовсе зачахнет.

И Гобболино решил уйти из дома, пока этого не случилось.

Он сказал о своем решении братьям, и в ответ в детской раздались такие рыдания, всхлипы и плач, что у Гобболино едва не разорвалось сердце.

— Ваши новые родители к вам очень добры. Вы же их любите, не так ли? — спросил котенок братьев.

— Да, да, — ответили они.

— И, конечно, вы очень благодарны им за все, что они для вас сделали?

— О да, — отвечали братья.

— И я полагаю, вы тоже готовы сделать для них все, что будет им приятно и сможет их порадовать?

— Да! Да! Конечно!

— Тогда оставайтесь с ними и будьте им добрыми, любящими и послушными детьми. А обо мне не беспокойтесь. В один прекрасный день я навещу вас и увижу, какими вы стали большими и умными мальчиками. Но сейчас я иду искать дом, где найдется место у огня и блюдце молока для любящего котенка и где я смогу остаться на веки вечные. Будьте счастливы.

— И тебе счастливо, наш добрый, наш славный, наш верный Гобболино! — И братья так затискали и зацеловали котенка, что он едва не задохнулся у них в объятиях. Поэтому Гобболино испытал даже некоторое облегчение, когда выскочил у них из рук и выбежал через черный ход.

Карман у лорд-мэра всегда был полон леденцов, они помогли этому доброму человеку быстро утешить своих приемных детей, и когда Гобболино выходил из ворот заднего двора, у него за спиной уже раздавался их веселый смех.

В следующий раз мне точно должно повезти, сказал себе Гобболино.

К вечеру Гобболино пришел в город. Освещенные окна подмигивали ему, как желтые приветливые глаза: «Заходи на огонек! Заходи!»

В сотнях мирных и счастливых домов пели на каминных полках кипящие чайники; толстые и спокойные коты и кошки, и знать не знающие о том, как им повезло, спали, уютно свернувшись под креслами, или недовольно мяукали и мурлыкали, сердясь на то, что дети прибежали из школы и, как всегда, подняли ужасный шум. Поленья в очагах трещали, как деревья на морозе, и сонные канарейки, чьи клетки только что накрыли платками, уже готовились спрятать голову под крыло и выводили последние трели перед сном.

Наступило время вечернего чая — время, когда каждый кот царит в своем доме и когда одиночество царит в том доме, где нет кота. Но еще горше одиночество того кота, у которого нет дома, и Гобболино шел куда глаза глядят, с тоской вспоминая о громкой болтовне маленьких братьев, об агуканье младенца, о гомоне приютских детей, об уютной кухне на ферме и даже о мрачной пещере, где он родился. Он был ничьим, а значит, и ему не принадлежало ничье сердце.

С этой мыслью он вскочил на подоконник и заглянул сквозь кружевную занавеску в какую-то комнату.

И увидел очень странную картину.

Посреди комнаты стоял, как обычно, обеденный стол и стулья вокруг него, а на каминной полке пел и посвистывал чайник. Еще Гобболино увидел кастрюли и голубой с белым чайный сервиз и старые часы без одной стрелки, но странность комнаты заключалась в том, что вдоль всех стен виднелось множество больших клеток и в каждой клетке на синей бархатной подушке сидела кошка.

Маленький старичок, стоя у стола, резал для кошек конину и раскладывал ее по двенадцати голубым фарфоровым блюдечкам.

Вид у кошек был очень счастливый и довольный. Шубки у них лоснились, глаза были блестящие и умные, а усы пышные и холеные.