Макс Крузе - Урмель, который приплыл на льдине

За время своих скитаний гора изрядно подтаяла, но все же размеры ее впечатляли.

Тибатонг изумленно разглядывал льдину.

— Какое событие! Да ведь теперь мне придется разработать совершенно новую теорию морских течений… — пробормотал он. В тапках, даже не подобрав полы халата, он побрел по воде, чтобы взглянуть на чудо вблизи. Сдвинув очки на кончик носа, он внимательно изучал ледяные кристаллы.

— Профессор! Уфф!!! — причитала Хрюква. — Насморк схватишь! — Она сидела на теплом песке и озабоченно шмыгала пятачком.

Шуш опустился на острую верхушку айсберга. Пинг, подплывавший к льдине, чтобы еще раз взобраться наверх, заверещал во все горло:

— А ну слезай! Я первый его увидел!

— Нет, я! — надулся Вава.

— А вот и не ври! — разозлился Пинг. — Я первый увидел, фффто там вмерзла фффтукенция!

— Следует вытащить айсберг на берег! — сказал профессор решительно.

— Но он же растает, растает! — закрякал Пинг.

— Ну так и что же? — щелкнул клювом Башмак. — До Рррождества он все ррравно не пррротянет.

— Его нельзя оставлять в воде! — заявил Тибатонг. — Если туда действительно что-то вмерзло, то, когда лед растает, оно или пойдет ко дну, или уплывет восвояси.

— Туда ему и дорога! — фыркнула Хрюква. — Одна грязища, а толку нуль. Уф…

— Но как же мы втащим на шушу такую шшштуковину? — засомневался Вава. — Такую большущую и холоднющую?

— А пусть Селифант подтащит. Он у нас сильный, как трактор! — предложил Тим Кляксик.

Предложение все сочли разумным и дельным. Пинг тут же кинулся в волны, чтобы поскорее доплыть до Селифантова островка. Но Шуш — увы! — опять оказался проворней.

Бурляев и пенясь, бились волны о серые камни. Ластоногий сидел, опершись на самый кончик хвоста.

Он вздымался над Океаном огромной горой. Тянул жирную, в складочках, шею, с тоской прижимал к сердцу передние ласты, широко разевал огромную пасть. Темные глаза его влажно блестели, усы подрагивали на ветру.

— Ох-хо-хооооо… Как мне плохо-хо-хооо… — рыдал Селифант.

— Ну пегггестань, пегггестань! — затараторил Башмак. — Тибатонг пгггосит тебя погггаботать!

— Ооооо… — вздохнул Селифант. — Порабооооотать? Меня?!

— Тебя, тебя, кого же еще! — закрякал Пинг. — Кроме тебя, ни у кого силы не хватит!

И они объяснили, что надо делать.

Но Селифант, уныло качая большой головой, ответил протяжно и басовито:

— Я бы охооооотно помооооог Тибатооооонгу, но это, увы, невозмооожно. Мне ооочень гооорестно. А если придется рабооооотать, то гоооресть ведь может уйти. Вы меня понимаете?

— Не понимаем, — хором сказали Пинг и Башмак.

— Мда… — вздохнул Селифант. — Никтооо не хооочет понять. Оттого-то и гооорестно. — И морской слон печально воззрился на свой хвостовой плавник.

Наконец он все же поддался на уговоры. Грузная туша плюхнулась в воду. Поднялся огромный фонтан.

Вот он уже нырнул под ледяной обломок и, поднатужившись, приподнял глыбину над водой.

— Потряшшшающе! — восхитился Вава.

— Остогггожно! Тгггеснет! — беспокоился Башмак.

Селифант громко пыхтел. Ласты его взбаламутили воду, подняв со дна тучи песка. Сантиметр за сантиметром, айсберг двигался к берегу. Профессор и Тим по мере сил помогали. И вот наконец, после тяжких трудов, белоснежный кристалл оказался на берегу. Он искрился на солнце, большой-пребольшой. В воде он казался раза в три меньше!

Под истаявшей коркой льда проглядывал какой-то круглый предмет в серовато-белую крапинку.

— О-о-о! — вскричал Тибатонг. — О-о-о! Да это… неужели? Я… я… я… Кажется, я на пороге великого открытия!

— А я свое уже совершила. На тебя, профессор, смотреть страшно. Не профессор, а чудо-юдо какое-то! — буркнула Хрюква.

Свинка была права. Мокрый халат облепил ноги, тапки уплыли, вся голова в песке… Хорош профессор!

Селифант отдыхал на берегу. Он положил голову на передние ласты и мерно ею покачивал. Но так как никто на него не смотрел, то ластоногий решил удалиться.

— Хоть бы спасибо сказали… — бурчал он, подплывая к своему островку. — Благодарности я и не ждал, но все же тоскливо… Мда…

И Горестная Песнь вновь разнеслась над волнами. Профессор хлопнул себя по лбу.

— Ой, мы же забыли сказать Селифанту спасибо за его героический труд! — с досадой воскликнул он. — Это упущение необходимо исправить! Но сейчас нельзя терять ни минуты. Шуш и Пинг, будьте так любезны, отбейте клювами лед от предмета, который внутри. Но умоляю, по крупинкам! Представьте, что это ваза из драгоценного китайского фарфора. А ты, Вава, сбегай ко мне в кабинет. На столе под окошком лежит стетоскоп. Я точно помню, что оставил его там, когда лечил Хрюкву от кашля. Принеси мне его, дружочек!

— Профессор! — в ужасе запыхтела Хрюква. — Неужели ты позволишь Ваве — уфф! — грязными лапами карабкаться на стол и рыться в твоих бумагах!..

Но профессор был слишком взволнован, чтобы внять словам Хрюквы.

— Голубушка Хрюква! Принеси полотенец и одеял, да побольше! Тим, помоги ей! — кричал Тибатонг.

Хрюква, Тим и Вава понеслись выполнять поручения профессора. Тем временем Пинг и Шуш принялись тюкать клювами лед, освобождая таинственную штуковину. Ее очертания проступали все отчетливей. И чем яснее они проступали, тем сильнее профессор волновался.

— Стойте! Осторожно! Не так сильно! — просил он.

Наконец Пинг и Шуш остановились.

— Превосходно, — сказал профессор. — Яйцо!

Он осмотрел скорлупу.

— Целехонькое! Какое счастье! Вава, стетоскоп у тебя?

Варан держал инструмент в пасти.

— Только он лежал вовщщще не на шшштоле, а в коржжжинке для мушшшора, — заметил Вава.

Тибатонг прослушал яйцо сверху, снизу, с боков. Звери, волнуясь, скакали вокруг, и Тибатонг несколько раз просил, чтобы они не галдели. Но шум прибоя и отголоски Горестных Песен все равно мешали ужасно.

— Ничего не слышно! — огорченно пробормотал профессор. — Видно, оно промерзло насквозь. Хрюква, ты принесла полотенца и одеяла? Прошу тебя, Тим, помоги мне сухо-насухо вытереть это яйцо. До последней льдинки. До капельки. Только осторожно!

— Ты полагаешь, шшшолнышко шшшможет выщщщидеть это яйцо? — осведомился Вава.

— Ну что ты! — отвечал профессор. — Солнышка тут недостаточно. Яйцу нужно другое тепло — животное, материнское. Придется вам поработать наседками. Вава, ты будешь первым. Позволь, я тебя подсажу. Только не ерзай! Представь, что в яйце твое родное дитя.