Владимир Лосев - Циркус

— Сама ты противная дылда, я уже давно кричу, а ты все не слышишь, — сказал домовенок, но уже немного потише. — Мы тут всегда жили, а потом вы, люди, сюда приперлись, и нам совсем стало плохо жить. Теперь из-за вас нам никакой жизни не стало, мы теперь только и делаем, что за вами приглядываем, а могли бы очень даже хорошо жить без вас.

— А кто вас заставляет? — спросила Паля. — Никто вас не заставляет, вы сами за всеми подглядываете. И вообще, если тебе не нравится, уходи, я здесь одна жить буду без тебя.

— Ага, как же, обрадовалась, — крикнул домовенок, но испуганно посмотрев на Палю, стал снова говорить тише. — Нет уж, раз ты теперь стала волшебницей, ты уже одна теперь никогда не будешь. Ты теперь всегда со мной будешь.

— Это почему это с тобой? — удивилась Паля. — А я, может быть, с тобой совсем не хочу.

— Хочешь — не хочешь, тебя как будто кто-то собирается спрашивать, — сказал домовенок, он немного поерзал на плече, устраиваясь поудобнее, потом крикнул опять громко и сердито. — Ты — волшебница? Волшебница! А у каждого волшебника должен быть свой домовой, вот меня к тебе и приставили, чтобы я за тобой приглядывал.

А ещё мне сказали, что я должен тебе одежду стирать, в твоей комнате убираться, и многого ещё всякого такого делать, потому что я — домовой.

— Приглядывал да подглядывал, — проворчала Паля, но это она просто так, потому что на самом деле она обрадовалась домовенку. — Как ты будешь здесь убираться? Ты вон какой маленький, а тут и дома никакого нет, только пещера.

— Пещера, это тоже дом, — сказал домовенок, — но, если я тебе не нравлюсь, и ты такая вредная, я пошел домой. Не хочешь — не надо, живи тут одна, потом крикнешь, — домовой, приди ко мне — а я не приду. Кстати, когда будешь кричать, то кричи — Мал, так меня зовут.

Домовенок стал слезать с Палиного плеча, снова пыхтя и ещё ругаясь как-то странно и тихо, Паля даже не услышала, какие плохие слова он говорит.

Паля сначала подумала, пусть остается, но потом все равно решила, что пусть уходит. От домовенка всегда одни неприятности, а они ей здесь вовсе не нужны, пусть остаются дома. А домовенок он же будет снова все воровать, спать мешать и свои башмаки ей на голову сбрасывать. Домовенок слез на пол и крикнул.

— Я уже совсем ухожу.

— Иди, иди, — сказала Паля. — Мне тут и без тебя как-то непонятно, а с тобой будет совсем странно.

— Я уже совсем ушел, — крикнул домовенок, отбежав немного.

— Вот и хорошо, — сказала Паля. — Привет дома всем передавай, особенно маме и папе. Кстати, как ты сюда попал, ты же не мог пройти через волшебную дверь?

— Подумаешь, придумали какую-то волшебную дверь, — крикнул из темноты домовенок. — Можно подумать, что ходить можно только через ваши двери, да у нас столько везде всяких норок накопано, что мы в любое место попасть можем, даже туда, куда вы совсем не можете. Мы эти норки может целый миллион лет копали, чтобы куда хочешь попасть. Мы — домовые, по земле не ходим, там разные звери и птицы, которые того и гляди тебя съедят, мы только по норкам ходим.

Поэтому как только узнали, что тебя к этому чокнутому волшебнику отправили, так сразу и нашли норку, которая сюда ведет.

— К чокнутому?

— А какой же он, он и есть чокнутый, живет в пещере, замка нет, ещё вас, маленьких учит.

— Вот, как пришел, так и уходи, — сказала Паля. — Чтобы я тебя больше здесь никогда не видела. Слышишь меня, Мал? Но ей никто не ответил.

— Наверно ушел, — сказала Паля сама себе, ей почему-то стало как-то грустно и одиноко, но тут она услышала шаги, и к костру подошел Гром, а за ним все ещё сердитый Кноп.

— Вот и Кноп вернулся, — сказал Гром. — Теперь он будет варить кашу. Это у него хорошо получается. Сварить хорошую кашу, это тоже волшебство.

Мальчик подошел к костру, снял котелок с костра, достал из кармана большую деревянную ложку и попробовал то, что варилось.

— Каша готова, — сказал он хмуро. — Вот и все волшебство. Воды налил, бросил крупу, а потом только жди, когда каша будет готова. Совсем все просто.

— Молодец, — похвалил его старичок, он достал откуда-то тарелки и разложил по ним кашу. — Давайте есть, а то скоро уже солнце опустится, и мы ляжем спать. Жаль только стул у нас один…

— Кстати, а откуда взялся здесь стул? — старичок подошел к Пале и потрогал стул руками. — Раньше здесь стульев не было, ты его, наверно, с собой принесла. Я же не учил тебя стулья делать.

— Ага, — ответила Паля. — Тащила, тащила и дотащила. Кноп засмеялся.

— В следующий раз ты нам ещё и стол принеси, ладно? Да, и ещё пара стульев лишними не будут…

— Может и принесу, — сказала Паля и попробовала кашу, она, конечно, не была такая вкусная, как у кухонной феи, но она проголодалась, поэтому ела с удовольствием.

— Гром, — спросила Паля, когда каши уже не осталось в её тарелке. — А это правда, что домовые и феи жили в этих местах раньше, чем сюда пришли люди? Старичок задумался, потом неохотно сказал.

— Это правда, хоть и не совсем, но они этим очень гордятся. Только гордиться здесь особенно нечем.

— Почему? — спросила Паля.

— А ты их спроси, откуда они вообще взялись? Тогда и поймешь.

— А ты сам расскажи, — попросила Паля. — А то делать все равно уже больше нечего, а мы с Кнопом будем тебя слушать. Гром задумчиво кивнул и сел поближе к огню.

— Грустная эта история, но я её расскажу, потому что её должны знать все волшебники, — сказал он и вздохнул.

— Когда-то давным-давно этот мир был абсолютно пуст, здесь были только камни, воздух и вода. И так получилось, что сюда случайно попал один волшебник, он был не очень умелым потому, что придумал заклинание, которое перенесло его сюда, а вот обратно вернуться у него не получилось.

Потому что заклинание, которое он придумал, работало только в одну сторону, а другого, которое могло бы вернуть его обратно, он как ни старался, так и не смог сочинить. Запомните, дети, ни один умный волшебник не будет творить заклинание, если он не знает другого, которое исправит первое.

Но в те времена волшебников было мало, и про волшебство мало кто знал.

Может быть этот волшебник придумал заклинание случайно, а может быть он хотел совсем не это сделать, а что-то другое.

И почему у него получилось так, а не иначе, об этом никто не знает, и вряд ли теперь узнает.

— Почему никто не знает? — спросил Кноп. — Мой папа знает, он самый лучший волшебник во всем мире. Он все знает, и умеет делать волшебство лучше всех!

— Может быть, сейчас твой папа и знает, — сказал, улыбнувшись Гром. — Но, когда он у меня учился волшебству, он этого ещё не знал.

— Мой папа ничему и ни у кого не учился, — сказал, нахмурившись, Кноп. — Он всегда был волшебником, и всегда все знал.

— Может быть я и ошибаюсь, — сказал Гром. — Может быть я его с кем-то спутал, я уже старый, и память у меня совсем стала плохая.