Энн Доунер - Магия в скорлупе

Женщина нажала несколько кнопок, и свет зажегся, затем потускнел, а потом стал ярче. Еще несколько кнопок — и шелковые занавеси открылись и закрылись, заскользила панель в стене, и за ней обнаружился ряд бутылок и стаканов, донеслись крики болельщиков — это включился телевизор, показывающий соревнования.

— Совершенно эксклюзивный экземпляр, — пояснила она. — Даже еще не запущен в производство.

Мистер Лэмбтон взял пульт и осторожно нажал на кнопку, с большим интересом наблюдая, как болельщики сменились молодыми людьми, с жаром поглощающими какой-то шипучий напиток. Он вновь переключил канал, и вместо прежней картинки появилась группа детей, увлеченно танцующих вокруг большого изображения дракона. Мисс Уорм пристально смотрела на экран и так улыбалась, что агентше стало не по себе.

— Мы согласны, — сказал мистер Лэмбтон.

Он достал из внутреннего кармана пиджака ручку и чековую книжку в красивой кожаной обложке и быстро выписал чек. Потом вручил его агентше, которая удивленно подняла брови, увидев выписанную сумму, и попыталась объяснить, что существуют некоторые формальности. Сначала надо проверить его платежеспособность и составить договор об аренде. Но чары колдуна вскоре сбили ее с толку, и, нахмурив лоб, она бросила ключи от пентхауса на столик в холле и побрела к двери.

Кобольд помахал ей вслед рукой, и дверь закрылась. Маг осмотрел мебель. Все было из мягкой блестящей кожи, дерева, стали и стекла. И вспомнил свою комнату: побитый молью полог над кроватью, холодный каменный пол, блохи в матрасе, мышиные норы в стенах. Когда он завершит свое дело, трудно будет уехать, хотя на другом конце коридора времени, в его собственном мире, его ждет награда. Однако Кобольд знал, что, если он не вернется с Уиккой, за ним могут послать нечто более страшное, чем еще один волшебник. Колдуна одолевали, и не в первый раз, болезненные дурные предчувствия относительно его хозяина, чье лицо он никогда не видел, а имя — не знал. Он весь ушел в свои мысли, когда вдруг заметил Фебрис.

На какое-то время колдун забыл о ней. Он нахмурился.

Фебрис сбросила туфли на высоких каблуках и сейчас растирала большие раздвоенные ступни. Вся она — просто дешевая копия обыкновенной женщины, а уж ноги и вовсе дрянная подделка. (Чтобы сделать пальцы на ногах, нужен очень хороший колдун.)

— Я не хочу быть женщиной здесь, и мне не нравятся контактные линзы.

— И не нужно, чтобы они тебе нравились. А теперь иди и поучись улыбаться, пока я буду работать.

Когда Фебрис ушла, Кобольд еще долго стоял и смотрел на коричневые камни залива, видневшиеся за садом.

Гидеон и его виверна были где-то там. Кобольд прошептал только одно слово:

— Скоро.

Высоко над гаванью Уикка сидела на гнезде и стонала. Чешуйки на животе были содраны при падении сквозь фабричную трубу, живот неприятно раздуло от обжорства. Теперь, когда запас сахара и кофеина в организме истощался, у нее начала ужасно болеть голова.

Однако, несмотря на туман в голове от переедания, материнский инстинкт виверны был силен. Каждый час она поднимала раскалывающуюся голову и проверяла состояние яйца. Проведя чувствительным кончиком клюва по скорлупе, она убедилась, что трещин нет. Она внимательно прислушивалась, не слышно ли слабых звуков «роу-роу», чем-то похожих на писк проклевывающегося цыпленка. Яйцо оставалось совершенно целым, а внутри было тихо. Довольная Уикка поглубже зарыла яйцо в пух, а сама как можно плотнее уселась на нем.

Вскоре она задремала, и ей снился шоколад.

Когда Мерлин проснулся, было десять часов вечера. Он разбудил Гидеона, и они решили поесть. Еду им доставили из китайского ресторана. Мерлин взял коробку с закусками, заплатил посыльному и закрыл дверь. Гидеон решил, что Мерлин очень сильный волшебник, если ему принесли еду с другого конца света. Он не знал, что китайский ресторан расположен в пяти минутах от них, на Харвард-сквер.

Из белых бумажных коробок с металлическими ручками Мерлин достал горячую птицу, тушенную со специями и рисом. Они ели ее палочками. Потом они попробовали маленькие пирожки, которые сначала нужно было разломить и посмотреть, какое предсказание находится внутри. По мнению Гидеона, это было гораздо приятнее, чем прятать предсказания в огромных пирогах для развлечения двора, по старому королевскому обычаю.

Мерлин вытер рот бумажной салфеткой.

— Ну, нам лучше бы приступить к работе. Уже почти полночь.

Перед рассветом — лучшее время для привораживания. Работая вместе, они подготовят все для колдовства примерно за три часа.

Из-под кровати с пологом Мерлин вытащил длинную плоскую коробку. Ее всю покрывали магические руны и надпись: «Категорически запрещается открывать без особого разрешения или присутствия Айена Мерлина О’Ши, доктора истории, мастера волшебных искусств».

В коробке лежала веревка из стеклянного волокна, покрытая серебром. Через каждые семь дюймов по всей ее длине висели короткие стеклянные трубочки, один конец которых был открыт, а другой — заострен, а также десятки серебряных зажимов, похожих на крючки для занавесей. Вернувшись в кабинет, Мерлин разложил все на ковре и вздохнул.

— Вы, должно быть, думаете, что возможно привлечь виверну более простым способом. Увы, комиссия по привораживанию заседала триста лет, но так ни к чему и не пришла.

Мерлину пришлось проверить каждую из сто одной трубочки, чтобы ни в одной из них не оказалось трещин. Поврежденные трубочки надо было заменять новыми из деревянного ящика с эдинбургским почтовым штемпелем.

Потом Мерлин ударил по каждой трубочке крохотным серебряным же молоточком и прислушался. Если она не звенела, требовалось отполировать край трубочки наждаком. Затем осмотрел всю веревку, чтобы убедиться, что серебряное покрытие нигде не стерлось, и натер его шелком, смоченным маслом из маленькой баночки. Проработав целый час на четвереньках, Мерлин со стоном разогнулся и проковылял на кухню, чтобы сварить кофе.

У Гидеона оказалось такое же скучное задание. На сто одном крошечном кусочке пергамента, размером не больше чем предсказания из пирожков, он делал надпись самым мелким почерком, на какой только был способен. Волшебник использовал алые чернила, в которые добавил несколько капель своей крови, пота и слез. Повторить написанные слова нельзя, это нарушение свода магических законов. Даже на волшебном английском утомительно писать что-то столько раз на невероятно маленьких клочках бумаги. Когда чернила высохли, Гидеон скатал в трубочку каждое заклинание и перевязал серебряной нитью.