Василий Пухначев - Сказки старого Тыма

— Хорр-хорр!..

Девушка закричала от горя:

— Обрати, злой колдун, и меня в птицу!

Колдун так и сделал. И две птицы заметались над жилищем. Не стерпел богатырь — выхватил меч и разрубил злого колдуна пополам. Хотел схватиться колдун руками и ногами за землю, но обратился в старую корягу.

Умер старый богатырь, опустело его жилище. А птицы, не жившие раньше на Тыме, летают на утренней и вечерней заре и зовут друг друга.

Возле Кольджи-речки жил лесной человек с женой. Растили они сына. Сын годами маленький, а ростом большой, — богатырской породы. Живёт парень, с каждым днём всё сильнее становится. Подрос сын — отец его к делу стал приучать. Лодку большую, крытую построили.

Как весна пришла — на воду лодку спустили, сели, поехали. Отец сыну весло в руки дал — грести. А сын грести не может. Веслом, будто ножом, воду режет, — лодка ни с места. Отец видит: умаялся парень, а попусту. Только смеяться не стал. Показал, как грести надо. Раз ударил веслом своим — лодку будто бурей вперёд гонит и волну на реке поднимает.

Живут они на воде, рыбу ловят. Отец сына учит снасть всякую на рыбу ставить. Наловчился парень рыбу промышлять, самоловы настораживать, ночью лучить с острогой. Иной раз больше отца поймает. Как-то мать говорит отцу:

— Самая пора сейчас в урман ехать, берёсту драть.

Утром, солнце ещё не взошло, они в путь тронулись. Река в низовья бежит, от песка до песка кружится по тайге. Сколько-то песков проехали, сын видит — кругом всё меняться стало. Сначала кедровые боры были по берегам, кедры, будто богатыри, шапки высоко в небо заломили, чуть до облаков не достают зелёными головами; стоят, вокруг поглядывают, чуть колышутся под ветром, шум идёт, словно говорят они друг с другом.

Ещё сколько-то проехали — ели и пихты пошли. Вершины, как остроги острые, к солнцу тянутся. Тайга густая, густая, в ней и днём как в сумерки. А потом шире, просторнее берега открылись.

Сын видит — на поляну берёзки белоногие выбежали, зелёным листом на солнышке светятся, смеются от радости. «Ой, сколько света», — говорят. А там, что дальше, то выше берёзы стоят. Большой урман пошёл.

Здесь отец лодку к берегу подогнал. Поставили они ловушки на рыбу, а сами в урман пошли, берёсту шкурить. Отец с матерью ножами надрез вдоль дерева сверху вниз делают, большие пласты берёсты сдирают. Целую кучу нашкурили, в лодку перенесли. Когда берёста немного подсохла, мать из неё туесов наделала и сыну сказала:

— Возьми, сынок, каждым почерпни воды, не протекает ли?

Парень туесом воду зачерпнёт, — нет, не протекает, нигде ни капли, будто из целого дерева сделаны. А мать ещё коробочек разных наделала — иглы костяные, жилы тонкие туда складывать. Отец сыну говорит:

— Разведи костёр на берегу, сынок!

Тот сделал. Отец железные и медные прутья острые принёс, в огонь сунул. Накалились они докрасна. Отец возьмёт прут раскалённый, рисунок на берестяном туесе выводит, словно ёлочки маленькие по берёсте бегут. Туес не узнать — смотреть красиво! Был ровный, белый, а теперь коричневые полоски по нему побежали. Парень и сам попробовал так же сделать. Взял прут железный, пробует рисунок навести, криво получается. Одна полоска от другой в сторону бегут. Потом помаленьку и этому научился, ровнее дело пошло. Матери первую коробку подарил. Похвалила она сына.

Долго ли, мало ли ездили — осенняя пора подошла, время орешек кедровый бить. Отец с матерью колотушки на длинных палках сделали, а сыну — поменьше колотушку. Поплыли к кедровым борам. На берег сошли, в тайгу забрались. Отец колотушкой по дереву ударит — гул по тайге идёт, шишки на землю дождём летят, успевай собирать только! Полную лодку набили орешка. На весь год запас сделали. Кедровым духом кругом пропахли, руки просмолили, зато сладкий орешек добыли. Немного времени прошло, мать говорит опять:

— Теперь бруснику собирать надо. По сухим сограм красным-красно её поспело. В ней здоровье человеку: сильный станешь, зубом крепкий.

Пошли туда все трое, туеса с собой забрали. Верно сказала мать. В сограх на больших полянах, на зелёной моховой шкуре ягоды огнём горят. Прямо пригоршнями бери. Скоро первый мороз ударил. Ещё вкуснее брусника стала. Полные туеса большие набрали в запас к зиме, в лодку перетащили и поехали. Отец сыну сказал:

— Это мы лёгким делом занимались. Большое дело впереди будет. Богатырское дело — охота. На лося пойдём, на медведя пойдём с тобой, белку промышлять будем. Лук тебе сделаю, стрелы.

Выбрал отец сосну, срезал пласт, к солнцу обращённый, потом берёзовый пласт сушёный, звонкий взял. Склеил их рыбьим клеем и лук стал делать сыну. Мать ему самые крепкие жилы лосиные на тетиву дала. Отец натянул лук, тронешь тетиву — она гудит, поёт будто.

— Теперь стрелы разные будем делать, — сказал отец.

Достал деревянные черенки, гладко оструганные, рядом положил. Стал наконечники для них делать.

— Тупые деревянные, тупые костяные на белку пойдут, — сказал отец, — железные наконечники на зверя надо беречь. Лося, медведя бить будем. Вот эти трёхгранные, как клюв щелкуньи сделанные, против злых разбойников береги.

Надел отец наконечники на стрелы. Перья филина взял, черенки у стрел в три ряда оперил, чтобы полёт верный был.

Отец сыну лук и стрелу с железным наконечником подаёт:

— Попробуй, сын, свою силу.

Сын лук натянул до плеча, пустил стрелу с тетивы поющей в дальнюю ель. Просвистела стрела, насквозь мягкую ель пробила, а выйти совсем не смогла, концом в дереве застряла.

— Хорошо, сынок. Глаз у тебя верный, кость в руках крепкая. Сила нарастёт с годами.

Отец взял свой лук, из лосиных рогов, на винтах сделанный. Взял стрелу с железным наконечником гранёным. Прицелился в сосну, чуть видную глазом, и тоже стрелу пустил. Будто ветер по тайге пошёл — деревья до земли пригнулись. Насквозь стрела сосну пробила и дальше полетела, неизвестно куда.

Взял парень отцовский лук в руки, поднимать тяжело, больше двух пудов весит. Тетиву натянул до локтя, а до плеча не осилил. Отец поглядел, улыбнулся:

— Подрастёшь, осилишь, — сказал он сыну.

Тут и зима подошла. К тому времени, как морозам большим ударить, они чум берёстой на первый ряд укрыли, сверху шкурами лосиными. Землю вокруг очага в чуме звериными шкурами устлали.

Снег первый пал. Отец с сыном на охоту собрались. Мать им мяса сушёного полные сумки положила.

Встали они на лыжи, выдриным мехом подбитые, и пошли в тайгу, к самой Оби, лося промышлять. На след звериный напали, по нему побежали. День гонят, другой гонят. Сын за отцом торопится, поспевает. Зверь почуял, что люди догоняют, во все длинные ноги убегать стал. По болотам сухим легко бежит. Грудью широкой молодой лесок раздвигает, через завалы в тайге стрелой перелетает. И снег его не задерживает — раздвоенные копыта не проваливаются. Много силы у зверя, думает: уйду.