StEll Ir - Сказки детского Леса

– И изюм! – уточнил попугай.

– В нашем королевстве текут реки волшебного кефира, и волшебный изюм лежит в россыпях! – ответил чудо-принц. – И волшебные горы из радости!

По саду бежали мышки-норушки, разнося по кустикам искрившиеся в их острых зубках карамельки, на деревьях росли прохладные переливающиеся в утренних, солнечных лучах капельки и нежно-зелёные листики.

– Полоса боёв, – сказал принц.

Дальше была живая изгородь. Травы и цветы переплетались в ней плотной стеной, образуя тёмно-изукрашенный свод.

– Это надо пройти самому, – показал принц Алёше на свод в глубину тёмно-зелёного тоннеля. Там интересно, но каждый, оказываясь там, оказывается в полном одиночестве. Мы пойдём вместе, но каждый будет один. Не пугайся, Алёша, иди!

Алёша вспомнил тепло про чёрную дверь, которую боялся когда-то больше всего на свете и, улыбнувшись, ступил на дорожку под свод…

…Чернушка сидел на завалинке и не хотел уходить.

– Чернушка, пора спать же совсем! – сказал Алёша. – Иди в сарайчик. Иди!

Но Чернушка вёл себя крайне несбывчиво, смотрел то одним глазом, то другим на край заходящего солнышка и не уходил.

– Чернушка, иди же, иди! – говорил Алёша и вдруг увидел, что завалинка под Чернушкой занимается алым огнём. А Чернушка продолжал стоять в лепестках оранжевого пламени, вытянув вверх острый совсем уже клювик, и произнёс «ко-к-ко-ко-о…».

– Посмотри, Алёша, мы – дым! – сказал Чернушка и над пламенем взлетел чёрный клубок густого чёрного дыма. Алёше стало невыразимо грустно и он заплакал. Чернушки больше быть не могло.

Тогда Алёша сел на землю и посмотрел в ночное тёмное небо. Потом он достал из левого рукава солнечный оранжевый лучик и нарисовал Чернушку в воздухе. Чернушка озабоченно встряхнул перьями, сказал «ко-к-ко-ко-о» и пошёл не спеша в домик для птиц, чтоб спать. Потому что давно уже было пора и даже не совсем было понятно, что делают во дворе ночью маленький мальчик и Чёрная курица вместо того чтоб давно уже спать. Чернушки больше не могло не быть…

…Они жили давно, но в лесу. И никто не мог их узнать. Они светились слегка по ночам и стонали, шутя и аукаясь. Просто в лес же ночью нельзя?

Это знал каждый мальчик в пансионате, что нельзя. Никому и не надо было совсем, потому что ночью ведь надо же – спать…

Но это была именно ночь кругом и судя по толстым шершавым стволам тёмных деревьев – лес. Алёша шел, продираясь сквозь тьму, и колючие, почти невидимые, ночные ветви деревьев. Неизвестно куда. Ещё вечером он заблудился, наверное, а теперь становилось всё страшней и страшней… И они начинали уже словно мелькать между кустов… то по сторонам, то впереди… то каким-то непонятным эхом сзади… И Алёша вдруг понял, что они кругом, что страшно же как никогда!… Он почти закричал и от ужаса почувствовал своё мокрое от слёз лицо и тогда он увидел ИХ…

Они сидели и висели и раскачивались кругом мягкими светящимися комочками и смотрели на него со всех глаз. Глаза их были чуть не больше их самих и они с удивлением смотрели – кто к ним пришёл. И моргали и что-то там думали…

И Алёша тогда нарисовал им белочку. Она прыгала, а они счастливо ёжились носиками и поводили светящимися ушами…

…В тишине становилось смешно. Смех захлёбывался как совсем непонятливый малый до радости ребёнок. И захлебнулся совсем. Пространство тишины наполнил тяжёлый низкий детский плач. «Вв-у-ууу-ууууууу…», плач лился глубоко изнутри себя горлом и становился совсем собой – вой! И в полной темноте очень трудно было определить, где это. Где? Алёша бился маленьким напружиненным комком между чёрно-горячими стенами и задыхался от слёз. Он хватал жадными большими глотками тёмную пустоту, а в пустоте, словно не было воздуха, и он задыхался о тёмные безмолвные стены.

«Чернушка-а-а!…», закричал в отчаянии Алёша и плач-вой умолк. Словно три жалобных малых волчонка подумали вдруг вместе все, что они – Чернушка и перестали все выть-тосковать. Алёша умолк, вслушиваясь в наступившую вновь тишину… Больше не было звуков опять и Алёша жалобно всхлипнул. Стремительное переливчатое эхо подхватило его маленький лёгкий хлип, и среди тишины разлилась стремительно нараставшая играющая сама с собой в ловита музыка печали и тоски. Алёша не успел испугаться совсем, музыка быстро, очень совсем быстро затихла вдали и вокруг… «Ты боишься всего лишь себя…», донёсся голос Чернушки из далёкой-далёкой глуби. «…себя…», как маленькое эхо повторил Алёша не вслух и услышал далёкое далёкое далёкое уже совсем и отчего-то окончательно грустное «…кроме тебя никого никого никого… нет…». «Нигде?», спросил Алёша и почти не услышал совсем уже тихий ответ: «…нигде…»…

«Чернушка-а-а-а!!!», закричал совсем громко Алёша. «Чернушка!!! А ты же есть?». И долго, до умопомрачения почти долго, вслушивался в тёмную насовсем тишину… Тишина не расступилась ни капельки, и тишина больше не играла со звуками волшебного эха…

…………. ………… ……….. ………… ……….. ………..

Алёша сделал волчонков тогда. Маленьких. Троих. Пусть сидят себе где-нибудь там в углу и даже пусть воют всегда или когда захотят… А у него больше не было да и не могло больше быть – слёз. Потому что если хоть кто-то и воет в во тьме тишины, то кажется что совсем как будто по-настоящему – что не один!…

И Алёша засмеялся от счастья опять, и темнота рассыпалась на самые разноцветные из-за себя – искорки…

– Доброе Утро, малыш! – улыбалось, словно первый раз в мире вокруг сплошное солнце и Алёша зажмурился.

– Добрррое уттт-ро! Малыш… – подтвердил попугай.

– Полоса боёв кончилась, – сказал маленький принц. – Теперь вы в нашей волшебной стране.

– А откуда у вас столько солнца? – спросил Алеша, зажмуриваясь и улыбаясь, и первое что пришло на ум.

– Во, даёт! – закивал попугай, свешиваясь из серебряного колечка и голубого прозрачного воздуха. – Во, даёт! Во, даёт! Красссота!!!

– Просто вы его только что выдумали, – объяснил чудо-принц. – Сами. Вы. А у нас не было. А теперь есть…

– Красссота! – подтвердил попугай, а мурёнушка потянулась спинкой на солнышке и сказала: – Лакомый сфинкс…

А вокруг уже был двор большого королевского дворца. Они вошли в него через главные ворота бесчисленных мозаик, к которым привела дорога серых камней из волшебного сада. Придворные, встречая Алёшу и его мурёнушку и попугая, вежливо с ними здоровались и кланялись чудо-принцу и, не спеша, продолжали заниматься своими делами.