Александр Бурцев - Народный быт Великого Севера. Том I

Засказывается сказка, разливается по печи кашка; сквозь печь капнуло, в горшок ляпнуло; течи, потечи, идет добрый молодец из-за печи на свинье в седле, топором подпоясался, ноги за поясом: квашня старуху месит. Я ей сказал: спорынья в старуху! — она как схватит из-за лопаты печь, меня печью хлесь; я побежал, через портки приступок и изорвал.

Чур, мою сказку не перебивать; а кто ее перебьет, тот трех дней не проживет (тому змея в горло заползет).

Я сам там был, мед и пиво пил, по усам текло, a в рот не попало, на душе пьяно и сыто стало.

Сказка от начала начинается, до конца читается, в середке не перебивается.

Не сизый орел, не ясный сокол подымается… не лебедь белая (серая) выплывала… не белы снеги в чистом поле забелелись… не черны леса дремучие чернеются… что не пыль в поле подымается… не туман сизый с раздолу подымается…

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Полетела птица синица за тридевять земель, за синее море-окиян, в тридесятое царство, в тридевятое государство.

На море, на окияне, на острове на Буяне, стоит Бык печеный: в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого — макай да ешь.

Доселе русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а ныне русский дух воочию является.

Мертвой водой окропить — плоть и мясо срастаются; живой водой окропить — мертвый оживает.

Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка.

Жил-был царь по имени Ходор, и у того царя был только один сын Иван-Царевич. Когда пришли отроческие лета его, то Ходор отдал Ивана-Царевича разным учителям для обучения всяким рыцарским наукам. Как стал Иван-Царевич на возрасте, то начал у батюшки своего царя Ходора проситься в иные государства погулять, людей посмотреть и себя показать. Царь Ходор его отпустил и ему наказал, чтобы он показывал свои науки в иных государствах и тем бы прославил себя и его, царя Ходора. Тогда Иван-Царевич пошел по конюшням выбирать себе доброго коня, на которого руку наложит — падет на колени, — тот для него не годится. Ходил он по всем стойлам и не мог выбрать коня. Пошел он с великою кручиною; взял свой тугой лук и калены стрелы и пошел в чистое ноле — грусть-тоску размыкать.

Как скоро пришел в чистое поле, то увидел на воздухе лебедя; натянул свой тугой лук и выстрелил по тому лебедю; не попал в него, и стрела его улетела из глаз. Тогда Иван-Царевич весьма закручинился, что потерял любимую свою стрелу; искал ее но всему полю со слезами и пришел к одной маленькой горе, где услышал человеческий голос, кричавший ему: «поди сюда Иван-Царевич!» Иван-Царевич очень удивился, что слышит голос, а никого не видит. Голос тот опять закричал то же. Пошел Иван-Царевич в ту сторону, откуда слышался крик, и увидел в горе окно с железною решеткою, а в том окне увидал человека, который манил его к себе рукою. Иван-Царевич подошел к нему, и тот человек сказал ему: «О чем ты Иван-Царевич кручинишься? — Как мне не кручиниться, отвечал ему Иван-Царевич, я потерял свою любимую стрелу и не знаю, где найти ее, да еще есть кручина моя великая: не найду себе по мысли доброго коня богатырского. — О, эта беда не велика, сказал ему тот человек. Я тебе добуду доброго коня и отдам каленую стрелу, потому что она залетела ко мне; что мне за то дашь?» — «Я тебе все, отдам, что ты не попросишь, отвечал ему Иван-Царевич, ежели ты достанешь доброго коня и отдашь каленую стрелу». «Я ничего от тебя не хочу, сказал тот человек, только выпусти меня отсюда». — «Да как и кем ты сюда засажен?» спросил его Иван-Царевич.